Три храма, высеченных в скалах, — один чуть выше другого. Три пещерных храма размером в обычные наземные. Они вызывают благоговение перед инженерным и архитектурным гением их безвестных создателей.
И с надеждой вернуться сюда, в это подземное воистину сказочное царство человеческого духа, бросаешь монету в глубокую нишу, где чернеет озерцо с ключевой водой и фосфоресцирует множество уже брошенных до тебя монет.
Может быть, Гегарт — одно-единственное из всех средневековых сооружений Армении, что не подверглось разрушению иноземными завоевателями. В годину вражеских нашествий пещерная обитель становилась неприступной крепостью, а Гегамские горы — надежной ее защитой. В подземельях, вместе с детьми и старцами, укрывали от неприятеля драгоценные рукописи. И, быть может, поэтому в подземных коридорах и наружных стенах Катогике, да и прямо на соседних с монастырем скалах такое множество знаменитых хачкаров — этих неповторимых произведений армянских художников-камнерезов, украшавших камень тончайшей резьбой во имя спасения людей, или в память об ушедших из жизни, или в честь славных событий.
Молча выходишь из этого редкостного подземелья к шумной стремительной реке, накидавшей по берегам своим огромные каменные глыбы. Сразу же в горах, в хаосе гор, теряется эта река, кажется, что дальше нет ей пути, да и вообще дальше ничего нет: конец мира. И у предельной его черты люди, соперничая с природой, сотворили эти чудо-памятники.
Как неповторимы по рисунку своему хачкары, встречающиеся повсюду в Армении, так не похожи друг на друга монастыри и храмы армянские. Каждый зодчий, сохраняя основные черты национальной архитектуры, придавал творению своему особый, неповторимый облик. Пожалуй, лишь у одного храма есть двойник: у Звартноца. Он был сооружен «на удивление вселенной» в VII веке, простоял триста лет, и к концу X века от него остались развалины. А потом сотни лет руины некогда вознесенного вверх великолепного трехъярусного храма лежали захороненными в земле и лишь в 1902 году обнаружены во время раскопок архитектором Торосом Тораманяном.
Под палящим солнцем Араратской долины лежат древние плиты из черно-красного туфа. Прекрасно сохранился орнамент на них. Это первый светский орнамент на армянских церковных сооружениях: виноградные листья, плоды граната... Есть здесь и барельеф с изображением бородатого человека с лопатой в руках — главного строителя храма.
Да, в X веке рухнул Звартноц, а в XI веке воскрес на берегу реки Ахурян в столице царской династии Багратидов — в городе Ани. Там был выстроен храм св. Григория — правда, поменьше размером, но точная копия Звартноца.
В своих творениях армянские зодчие и строители воплощали мечту о вечной красоте.
И какая же страстная надежда, какая трогательная мольба, обращенная к потомкам, слышится в предельно простых, пронизывающих душу словах, выбитых на каменном барельефе, изображающем бородатого человека с лопатой в руке: «Строил Ованес. Помяните».
Аштарак по-армянски значит вышка или башня. Почему это старинное село называется так? — не скажу, однако оно действительно забралось на высокое плоскогорье. Когда в осенний день я первый раз увидел издали Аштарак, он ослепительно ярко сиял под покровом непроницаемо густой, прямо-таки глянцевой синевы неба. Цвета были самые разные. Словно это была огромная палитра, на которую из гигантских тюбиков кто-то выдавил все краски мира. Они светились. Каждая своим солнцем. Теплые и свежие. Краски золотой армянской осени.
Ближе к селу краски стали обретать формы и жизнь — деревьев, виноградной лозы, огородов, улочек, домов, беседок, родников, памятников...
Потом из глубокого ущелья потянуло прохладой неугомонно-бурливой речки Касах. И эта острая свежесть вернула меня к реальному ощущению окружающего, хотя все, что так феерически светилось издали, не теряло красочности и вблизи.
Каменные домики с балконами — в кудрявой зелени садов. Среди домиков и зелени, будто под охраной природы и людей, стоят бесценные памятники далеких времен: руины храма V века — Циранавор, поблизости — Спитакавор, XIII века, а в некотором отдалении — Кармравор. И хотя Кармравор постройки VII века, он дожил до наших дней крепким и целым.
Циранавор, Спитакавор, Кармравор. Эти названия от слов, означающих по-русски абрикосовый, белый и красный цвета. Откуда они, эти названия? Не от красок ли нежного весеннего цветения здешних садов и теплой аштаракской осени? И если так, то это еще один признак нерасторжимой гармонии древнего зодчества и природы.
Старинный мост перекинут через Касах и служит отменно до сих пор, да и послужит еще долго, тем более что на подмогу ему пришел младший брат — красивый железобетонный крепыш — моложе на три века. Он-то и взял на себя самые трудные заботы. Через Аштарак пролегает дорога и к Бюракану и к Ленинакану. Да и сам Аштарак ежечасно связан со столицей республики. Особенно в осенние дни, когда с виноградников и садов уже собран обильный урожай, когда в глиняных чанах бродит свежее вино, а на солнце сушатся суджух[6] и алани[7].
Не только старинный мост служит до сих пор людям, но и древний канал. Он подает воду садам из глубокого ущелья реки Касах. Без насосов и водокачек. Его построили урарты. Веков за семь до нашей эры. Они отвели из реки воду и пустили ее по рву, пробитому вдоль отвесного базальтового каньона, — более пологому, чем спад реки. Постепенно угол между руслом реки и каналом расширяется. Кажется, будто вода в канале течет наверх. Возле Аштарака она «поднимается» до самой кромки ущелья и ручейками разливается по садам и виноградникам. Тот же принцип, что и у современных гидротехнических сооружений, но только внедренный древними предками армян две тысячи семьсот лет назад.
Из Аштарака рукой подать до Бюракана — негласной столицы нашей астрофизики. Серебристые купола обсерватории сияют, как огромные яркие светильники. К слову сказать, все сооружения Бюракана — из местного туфа, темно-красного с черной рябью. Формами и цветом своим они необычайно созвучны всему, что вокруг.
Крепкий, прохладный воздух. И прозрачный, чистый, сухой — ни тумана, ни дымки. Перед глазами, будто на одном уровне с тобой — Арарат. С этих высот писал Мартирос Сарьян свое знаменитое полотно «Арарат из Бюракана». По-моему, это лучший сарьяновский Арарат.
Слепящая седина патриарха, вставшего во весь свой исполинский рост. Белый цвет — цвет холода. Но у Сарьяна этот цвет кажется теплым. Не остужающим душу, а согревающим ее. Таким увидел Арарат и замечательный поэт Ованес Шираз, сказав, что «...хоть не тает снег на нем, — весны он вечной воплощенье».
Арарат, написанный с отрогов Арагаца... Хоть рукой дотянись до него — такой он близкий на картине. Будто приблизился к своему сверстнику — Арагацу. Большого понимает большой и тянется к нему...