Кровь… То-то было кисло…
Вот она… справедливость!
Себе он мог признаться, та ему была нахрен не нужна! И справедливость! И благодарность!
Нахрен!
— Он — мой отец!
— Тварь он, а не твой отец, — отстегнув волновик и, с кривой усмешкой отбросив его в кресло, прохрипел Марк. Сил больше не было… Не было! — Тварь! — Вновь посмотрел на Римана. И… заорал! Не ожидая, что еще способен… — Он предал всех! Твоего деда! Тебя! Ильдара! — Выдохнул, пытаясь справиться с дыханием. Посмотрел на лиската, как на пустое место: — Трус, не способный бросить вызов, чтобы получить то, к чему стремился и чего жаждал. У него даже мечты были… — голос сорвался, последнее слово получилось сиплым: — трусливыми…
— Арестовать его, — кивнул на Валанда Риман, направляясь к отцу. Откинув полу плаща, опустился перед ним на одно колено. — Ты за это еще ответишь…
Марк его последние слова услышал, но… думать о том, к кому относились, не стал. Задачу, поставленную перед собой, он выполнил, все остальное…
Все остальное для него больше не имело значения!
Эпилог
— Уснула?
Риман не обернулся, продолжая стоять на самом краю смотровой площадки резиденции эклиса.
— Да, — останавливаясь за плечом у брата, улыбнулся Ильдар. — Только и присела на минутку в кресло. — Помолчал, как и Риман, вглядываясь в тонкую линию по контуру вершин на западе, что делила прошлое и настоящее. — Спасибо.
— За что? — равнодушно отозвался тот. — Я лишь поторопил события. В неизбежности вашего союза не сомневался уже никто.
— Поторопил?! — усмехнулся Ильдар. — Четыре дня тому назад я был еще в коме.
О том, что четыре дня назад сам Риман хоть и контролировал себя, но с большим трудом, предпочел умолчать. Тормш, Мария, он сам… Дар зафиксировался, но нить, что связывала брата и его кайри, натянуто дрожала, грозя оборваться.
Помочь могла лишь Элизабет, но… та была далеко.
На этот раз Риман оглянулся:
— Вераш гарантировал, что ты выдержишь обряд. Да и я был рядом. — Звучало с легкой иронией.
— Вот за это и спасибо, — вздохнув, довольно серьезно произнес Ильдар. Пауза была короткой, но словно сдвинулся пласт реальности: — Сколько здесь бывал, а заметил лишь сейчас. У этой тишины своя тональность.