К деревне друзья вышли, когда солнце перевалило за полдень. И пользуясь тем, что дом родителей Жиля стоял почти на окраине, поспешили туда в обход через ближние огороды. Иначе придётся отвечать на вопросы каждого встречного: где был, как последний год жил… После вчерашнего дождя земля набухла, липла к башмакам неподъёмными комьями, мешала идти. Жиль мчался так, будто за спиной выросли крылья. Пьер за другом еле поспевал… Выбежав к пепелищу на месте дома Жиль резко замер, будто налетел на невидимую стену.

— А я ждал тебя, — из-за кошмарного зрелища парень заметил старосту, лишь когда тот заговорил. — Как случилось всё, каждый день, почитай, сюда хожу. Жду, когда придёшь.

В глазах мужчины вдруг выступили слёзы, а Жиль внезапно подумал: сколько он не видел отца Урсюль? Год всего, и уходя оставлял крепкого как дуб, уверенного и властного мужчину. А сегодня на куске обугленного бревна сидел немощный старик.

— Что?.. Что здесь?..

— Солдаты. Мы, как заметили, попрятаться успели. Попривыкли уж. А отец твой слаб был. Они не успели. Сын мой с ними был, и жена моя. Проведать зашли, сын-то с твоей сестрой осенью свадьбу играть должны. Да вот так. Вторая твоя, младшая-то, жива. Не нашли её, иродовы дети. Только горячка у неё пошла, от увиденного-то. Но тётка Валери говорит — поправится. Ты в ней не сумневайся, наша знахарка просто так болтать не болтает…

Жиль слушал, не проронив ни звука. Стоял неподвижно, словно он — ещё один обгорелый столб из тех, что торчали в развалинах. Пьер было испугался за рассудок друга, положил руку ему на плечо… Жиль злым и резким движением её сбросил, развернулся и ровным механическим шагом пошёл в сторону леса.

А на следующий день в церкви, где когда-то служил отец Аббон, зазвонили колокола. Это было ненормально, ведь шла середина недели. Те, кто подошёл узнать, в чём дело, пересказывали и другую странность. Сменившего старика на приходе отца Фабия не было ни дома, ни в храме, двери церкви стояли заперты — а колокола звонили. Слухи полетели быстрее верхового лесного пожара, поэтому к вечеру к церкви пришли жители не только ближней деревни Жиля, но и пейзане со всей округи. Толпа стояла, тревожно гудела, слушая грозный, временами истошный набат. Едва солнце коснулось нижним краем деревьев, двери церкви отворились и на пороге в сопровождении отца Фабия показался Жиль.

— Слушайте меня люди, — полетело над человеческим морем, — наши аллоды всегда были свободными. Никто из нас никогда не платил даже одного денье личного оброка. И мы всегда хранили верность графу, нашему сеньору. Так соблюдался порядок, установленный самими Небесами…

Жиль говорил долго. И о том, что нельзя больше терпеть бесчинства тех, кто нарушает Божий мир: ведь люди де Муффи начали войну без предупреждения, да ещё продолжали сражаться и в воскресенье, и по праздникам. К тому же занимались грабежами окрестных деревень и купцов. Значит, любой теперь может пойти вместе с Жилем, помочь защитить своего сеньора от произвола тех, кто забыл заветы земные и церковные… Слово «мстить» не прозвучало ни разу. Толпа молчала до самого конца. Молчала она и тогда, когда священник благословил всех, кто пойдёт защищать справедливость, взял парня под руку и скрылся в церкви.

Едва захлопнулись двери церкви, Жиль мешком сполз по стене на пол. Сил пошевелиться не осталось.

— Они не пойдут. Отче, они не пойдут. Так и будут прятаться по углам.

— Не беспокойся, сын мой, — улыбнулся священник. — Ты хорошо говорил. Просто людям нужно время.

Через неделю стало понятно, что правы оказались оба. Большинство и в самом деле решило переждать, отсидеться. Но и тех, кто затаил обиду или в ком играла горячая кровь, нашлось достаточно, чтобы потревожить окруживших замок Крона. Жиль прекрасно понимал — в открытом бою вчерашние крестьяне против солдат ничего не смогут. Поэтому его отряд нападал на обозы, мешал фуражирам — свалить дерево на телегу, подпилить мостки или неожиданно бросить из глубины леса несколько стрел для тех, кто в здешних краях знает каждую кочку, труда не составляло. Один раз даже удалось подобраться к лагерю и поджечь пару стогов сена.

Ущерб выходил невелик… Но не ожидавшие нападения от каких-то крестьян рыцари пришли в бешенство. Несколько случайных людей поймали и повесили. Пару деревень для острастки «по подозрению в укрывательстве» перевернули сверху донизу, заодно поразвлёкшись с женщинами. Округа на это всколыхнулась. Один за другим мужчины прятали семьи и скарб в укромных местах, а сами шли к Жилю или сбивались в отряды, нападавшие на войска де Муффи. В ответ солдаты вешали любого, кто оказывался поблизости от лагеря, жгли деревни… И на место одного казнённого приходил десяток. К тому же неожиданным способом сработали слова Жиля, что он ведёт не личную войну и месть — а созывает на защиту своего сеньора. Как только слава удачливого школяра-командира разнеслась по округе, к нему пришли несколько ватаг, промышлявших на большой дороге. Расчёт был прост. Если победит де Крона, граф легко забудет прошлое всех, кто ему помогал, примет под свою руку. Можно будет спокойно осесть в здешних краях без вопросов, откуда у бывших ватажников деньги. И не опасаться королевского прево: граф в своих владениях суд творит сам. Если же войну выиграет де Муффи, то разбойники снова растворятся в лесах вместе с захваченной на войне добычей. Жиль принял всех. Ему было всё равно, чем люди занимались раньше. Лишь бы слушались приказов, не трогала зазря «своих» и умели драться. К тому же, как только рядом появились обученные воевать помощники, Жиль стал не только громить обозы и охотиться за случайно отбившимися солдатами — но и нападать на небольшие отряды, рыскавшие в поисках мятежных пейзан.

По следу одного из таких отрядов Жиль вместе с десятком бывших разбойников и шёл сегодня с самого утра. Погода выпала совсем не летняя, прохладно, небо всё в облаках. К тому же ночью прошёл дождь, земля сырая. Мало того, что идти неприятно, так ещё и следы на ней заметны слишком хорошо. А приметы говорили — больше ничего облака на землю не уронят и не смоют, поэтому возвращаться придётся вдвойне осторожней. Жиль вообще бы в такой день предпочёл остаться в лагере. Но в отряде, который они преследовали, было всего пять человек, редкая теперь удача… И главное — один из солдат оставлял на земле очень характерный след сапога. Хозяина этих сапог выслеживали последние две недели, очень уж в изощрённом насилии он отметился. Несколько деревень, где порезвился солдат, даже готовы были скинуться и заплатить за его голову. Поэтому мужики из бывших разбойников, знавшие о награде, наперебой начали просить командира. Это и стало последней песчинкой, качнувшей чашу весов в сторону продолжить погоню.

Вскоре стало понятно, что этот небольшой отряд сам кого-то догоняет. Судя по следам, двоих, и тоже из воинов. Дезертиры, гонцы графа? В любом случае вторых стоило порасспросить. Жиль с помощником переглянулись и приказали идти быстрее. Они как раз успели к самому концу: на небольшой поляне лежало два тела, ещё один солдат зажимал рану на руке. А трое остальных прижали к дубу какого-то рыжего здоровяка. Рыжий был очень хорошим мечником, раз до сих пор оставался жив — но было понятно, что с троими сразу ему всё равно не справиться.

Один из солдат как раз успел задеть рыжего, и раненый злорадно что-то крикнул из-за спин товарищей, — когда отряд Жиля выбежал на поляну. Раненый солдат тут же получил несколько ударов окованными железом дубинами, другому сходу воткнули в спину рогатину. Двое оставшихсяпытались отбиться… Но теперь на них навалились сразу впятером на каждого. Убедившись, что никто из врагов не дышит, Жиль подошёл к привалившемуся спиной к дереву рыжему. И удивлённо присвистнул: вот уж кого не ожидал здесь увидеть! Рыцарь ордена Дракона, которого он когда-то встретил у отца Аббона. Узнал школяра и Ратьян. Усмехнувшись и дёрнувшись при этом от боли, рыцарь произнёс:

— Интересно, правда? Мы поменялись местами. Прав был Дэноэль, стоило взять тебя к нам. Ну что? Добьёшь?

— Враг моего врага, — покачал головой Жиль, — мне, конечно, не друг. Но союзник. Откуда ты?

— Сам уже догадался. Мы первые, кто сумел выбраться из замка графа. Но как видишь далеко не…