— Посвящение мне дал вагант Пьер, — и, подчиняясь какому-то наитию, Жиль сделал шажок вперёд негромко, чтобы его могли слышать только двое вагантов, сказал: — Мы расстались, когда я не смог избежать приглашения, — парень усмехнулся, — баронессы де Муффи. Но Пьер тогда сумел убежать, и если он до сих пор не в Лютеции… У него была какая-то трудность с печатью на одной грамотке. И хотел Пьер обновлять её именно здесь.

— Понял, — также негромко шепнул вагант. — Сделаем, — и уже в полный голос добавил: — Я Батист, а это Эстанислао. Пойдём, поможем тебе устроиться. На улице Англичан последнее время плохо мусор вывозят, даже смотритель дорог обещает подать жалобу. Зато, если тебя не смущает запах, комнату там можно снять вдвое дешевле.

— Переживу, — улыбнулся Жиль. — Но перед этим…

На память удачно пришло одно из стихотворений, которые любил декламировать Пьер:

— Прежде чем идти смотреть комнату, приглашаю в трактир пообедать. Когда я убегал от де Муффи, мне удалось захватить с собой немного щедрости баронессы. Так пусть же эти деньги не будут пылиться в кошеле, а помогут братьям-вагантам. Тогда и мне в час нужды кто-нибудь да придёт на помощь.

— Узнаю привычки Пьера, — усмехнулся иберанец. — Пойдём. А после этого я покажу чудный трактир с недорогой комнатой, и живущей неподалёку симпатичной вдовой.

О цене на комнату сговорились быстро. Трактирщик, было, попытался задрать плату — пока приезжий не разобрался что в городе к чему. Но в дело вмешался Батист, и хозяин быстро сдался. С мусором на улице обстояло и в самом деле не очень хорошо, а тратиться на благовония, чтобы сделать воздух невредным для здоровья хозяин не хотел. И найти другого постояльца удалось бы нескоро, а пустая комната — это ежедневный убыток. Удачно сложилось и с заработком: через неделю помог ещё один из вагантов. Узнав, что Жиль хорошо владеет греческим и даже немного письмом сарацин, представил его библиотекарю того самого герцога де Бурбона, чьим дворцом парень любовался в первый день. Оказалось Его Светлость захотел расширить свою библиотеку, а для этого решил скопировать ряд книг из хранилищ аббатства Святой Женевьевы и Университета. И если со знатоками латыни трудностей не возникло, то писцов с хорошим почерком на греческом нашлось не так уж и много. Увидев, как быстро и аккуратно пишет Жиль, библиотекарь даже предложил парню постоянное место при герцоге — но Жиль отказался. Мол, сначала получу хотя бы степень магистра свободных искусств.

А через две недели приехал Пьер. Жиль как раз собирался спуститься в обеденную залу трактира позавтракать и бежать в скрипторий герцога, когда дверь в комнатку с шумом распахнулась.

— Жиль, дружище! Рад тебя видеть! И я твой должник. Не знаю уж, как ты догадался, но у меня и в самом деле были кое-какие трудности. И если бы Батист по твоему слову не договорился заранее с обителью Святого Доминика, у меня случились серьёзные неприятности.

Жиль смущённо пробормотал, что мол, ничего такого, Пьер тоже помог ему вступить в братство вагантов. Но друг даже не слушал, как не стал слушать и про то, что Жилю надо идти в скрипторий. Вместо этого Пьер потащил парня праздновать свой приезд… и ни в скрипторий, ни на лекцию в этот день Жиль уже не попал. Впрочем, дальше пирушки прекратились. Со следующего дня оба снова стали добропорядочными студентами, грызущими камень знаний в поисках истины. Хотя различия и были: Жиль старался особо не высовываться, пусть и получал регулярно похвалы от профессора Гильома — почтенный каноник даже ставил парня в пример остальным своим ученикам. Пьер же, наоборот, блистал. Не пропускал ни одного диспута, часто выступа сам. Остро, резко и едко. Тем более что Священное Писание и многие трактаты Пьер знал наизусть и мог привести по памяти не только саму цитату, но даже назвать номер стиха в нужной книге.

Незаметно прошла зима, следом зазеленела весна. Сначала робко травой и раскрывающимися почками, но уже к концу апреля стало жарко совсем по-летнему. В один из таких дней Пьер и навестил друга.

— Вставай, лежебока! — толкнул он Жиля.

— А? Что? Кто? А… это ты, Пьер. Ты чего так рано? Сегодня же…

— Да помню я, что тебе ни в скрипторий, ни на лекцию. Но ведь сегодня же первый день турнира!

Жиль захлопал глазами, прогоняя остатки сна. Ну да — сегодня начинается турнир между рыцарями из Тулузы с одной стороны и Нанта и Бургундии с другой. Об этом говорили уже несколько недель. Но в первый день обещали, что будут биться один-на-один, а Жилю больше нравились схватки-«свалки», стенка-на стенку. Он видел такое ещё когда с отцом ездил в Нант на ярмарку и с тех пор стал горячим поклонником именно таких турниров. Сегодня же можно и поспать…. Но Пьер был неумолим и всё-таки потащил друга смотреть на одиночные схватки.

Та часть города, возле которой проводился турнир, преобразилась. Стены многих домов были завешаны пёстрыми тканями, хозяева лавок поспешили вынести товар на улицу, разложив его на кусках холста — и громко старались перекричать конкурентов, нахваливая именно свою работу. По дороге постоянно попадались спешившие по своим делам слуги с незнакомыми гербами на одежде, а возле многих трактиров развевались флажки и знамёна, чтобы каждый мог сразу понять кто из благородных шевалье здесь остановился. К большому ровному полю неподалёку от города люди собирались загодя, сразу после заутрени. Так что сейчас не только стояли вдоль ограды в несколько рядов, но и переполнили ветви всех окрестных деревьев, выгнав недовольно кружащих теперь над полем птиц. Но Пьер проталкиваться не стеснялся. А вспыхивающее недовольство умел погасить вовремя брошенной шуткой. Так что вскоре оба друга оказались возле ограды ристалища — ряда вкопанных по грудь столбов, на которые натянули верёвки.

Место оказалось вдвойне удачным: именно здесь, посередине вытянутого турнирного поля, сойдутся разогнавшиеся со своих концов поединщики. Пьер вдруг ткнул рукой в устроенные с противоположной стороны ристалища деревянные ложи для благородных господ и судей турнира. Ложи были украшены дорогими тканями и коврами, пурпуаны мужчин и платья дам играли дорогим шитьём и украшениями.

— Не хотел бы сидеть среди них?

— Вот ещё, — фыркнул Жиль… а в памяти вдруг почему-то всплыло лицо Николетт.

Но дать приятелю подходящий ехидный ответ не получилось: соседи зашикали, на поле вышел герольд — пришлось замолчать. Самое начало, когда участники с обеих сторон проезжали через ристалище при полном параде, друзья пропустили. Сейчас вышедший на середину поля герольд громко возвещал о первой схватке турнира и желал всем участникам строго придерживаться правил состязаний, изложенных в трактате «Status Armarium».