— О… — протянул Оливер, — значит, Шейла успела тебе сообщить, что мы вчера встречались за ленчем?

— Естественно. А ты в этом сомневался?

— Послушай, Роджер, — спокойно ответил Оливер, хотя Деймон видел, что он обижен, — твое поведение после возвращения Шейлы из Вермонта весьма озадачило ее, так же, как, впрочем, и меня. Один пистолет, Бог мой, чего стоит! Ты же много лет срываешь голос, требуя принятия закона о контроле за оружием. Я видел твою подпись под десятком обращений к конгрессменам.

— Ну и что… просто я изменил свою позицию, — сказал Деймон по-прежнему чересчур громко. — И вообще это не повод для того, чтобы болтать у меня за спиной.

— Деймон, обсуждение с твоей супругой проблем, не имеющих ни малейшего отношения к агентству, вряд ли можно называть пустым трепом, — возразил Оливер.

— Почему ты уверен, что это не имеет отношения к конторе? Может быть, черт тебя побери, совсем наоборот! — Выпаливая все это, Деймон чувствовал, что не прав, но остановиться не мог. — Поэтому впредь держи свой проклятый язык за зубами.

Оливер повернулся и молча двинулся к своему столу. «Еще одно очко не в мою пользу», — подумал Деймон.

За все утро они больше не сказали друг другу ни единого слова. Деймон лишь делал вид, что трудится, бесцельно перекладывая с места на место бумаги на своем столе. Когда прозвучал звонок из приемной, было уже почти одиннадцать.

— На проводе миссис Деймон, — сообщила мисс Уолтон.

Деймон удивился. Шейла взяла себе за правило не звонить ему на работу, а если и звонила, то делала это около пяти часов, зная, что рабочий день заканчивается. Обычно она просила его что-то купить по дороге домой, а иногда — если находилась вблизи агентства — предлагала поужинать в ресторане или сходить в кино.

— Соедините, — распорядился Деймон.

— Роджер, — начала Шейла без всяких предисловий, — я думала о том, что ты сказал по поводу моих потенциальных врагов.

— Ты имеешь в виду пятилетнего мальчишку, которого поставила в угол? — спросил Деймон. — Неужели дитя становится опасным? — Это была неудачная шутка. И он знал об этом…

— Я счастлива, что ты пребываешь в столь развеселом расположении духа, — раздраженно ответила Шейла. — У меня, увы, иное настроение.

— Извини.

— В прошлом году произошло нечто такое, о чем мне следовало бы помнить. Тогда около школы начал болтаться какой-то мужчина, предлагая детишкам конфеты и спрашивая у малышей, не хотят ли они пойти с ним, чтобы полакомиться мороженым и выпить крем-соды. Некоторые мамаши, как тебе известно, приходят за своими детьми довольно поздно, а воспитатели слишком заняты для того, чтобы торчать на улице и ждать, когда эти милые дамы изволят появиться. Мы запрещаем малышам подходить к калитке, но на тех, кому четыре-пять лет, подобные предупреждения действуют слабо. Одним словом, это стало меня беспокоить, и как-то во второй половине дня я, спустившись вниз, сказала этому типу: мне не нравится то, что он слоняется около школы и заговаривает с детьми. На вид этому человеку около пятидесяти лет, и одет он вполне прилично, но тем не менее мне он никакого доверия не внушал. Мужчина притворился оскорбленным, заявил, будто он одинокий пенсионер и обожает детей. И в отличие от меня не видит ничего плохого в том, что ребенок полакомится конфетой.

После этого он стал появляться не так часто, но время от времени я замечала, как он прогуливается около школы незадолго до окончания занятий. Я рассказала обо всем полицейскому, тот этого мужчину предупредил, что арестует его, если хотя бы раз увидит рядом со школой. Через некоторое время я случайно встретила этого типа на улице перед нашим домом. Он посмотрел на меня и сказал: «Сука ты лесбиянская, топай докладывать об этих словах полиции». Я тогда рассмеялась, — продолжала Шейла, вздыхая, — а он ушел. До сегодняшнего утра я об этом не вспоминала. Но только что, разбирая ящик стола, я нашла листок, на котором записана фамилия — ее сообщил мне тот полицейский. Ты хочешь ее узнать? Может, это и не имеет значения, но все же…

— Говори.

— Фамилия Маквейн. Имени я не знаю. Это произошло так давно, и тогда казалось, что невозможно… — Ее голос оборвался, и конец фразы повис в воздухе.

— Все, увы, возможно. Спасибо, Шейл.