Пока негритянки таскали наши трофеи, я с наёмницей копал яму под могилу; в это время Руста превращала хорошую вещь в то, что только на мусорку или под пресс металлоприёмки годно. Впрочем, нам и нужно лишь, чтобы получившийся уродец на колёсах смог добраться до лагеря и довезти трофеи.
Возвращались назад в лагерь, сидя на коробках с консервами и чуть ли не в обнимку с мешками и ящиками.
За три дня наш уменьшившийся отряд полностью выздоровел. Тяжёлых ранений (я про оторванные конечности) не было, что и сказалось на такой скорости возвращения в строй. И, конечно, спасибо моему запасу энергии, который я исчерпал в ноль и даже залез в личную энергетику.
Дважды на нас наскакивали какие-то обезумевшие группы негритянок, обстреливали стоянку, визжали издалека, пытаясь прорваться на территорию. Одну такую банду в количестве двенадцати голов — лысых, с «ирокезами» и курчавых, мы подчистую уничтожили, вторая отделалась тремя трупами и больше нас не беспокоила.
На вечернем совещании за день до отъезда из временного лагеря:
— Агбейла, с морскими баронами свяжешься? — я посмотрел на наёмницу.
— Да, — та кивнула в ответ. — Куда пойдём?
— В долину Тысячи Холмов.
— Куда?! — удивилась она.
— Это рядом с Дурбаном, — пояснил я. — И сравнительно рядом с тем разрушенным портом, в котором недавно высаживались.
— Да я знаю, где это, — поморщилась негритянка. — Опасно там нашему отряду находиться будет, пока не прибудут наёмники. Да и потом не самая лёгкая жизнь.
— Механоиды? — спросила у неё Руста. — Или банды местных барончиков?
— Вторые опаснее, так как железки там бывают нечастыми рейдами. Дурбан с пригородами до нападения железок вмещал больше миллиона жителей только по официальной переписи. Большая часть горожан потом убежала или погибла, но кое-кто там остался в развалинах и в окрестных зулусских деревушках. Продолжают грабить город, где осталась гора полезных вещей, между собой сражаются, иногда удаётся удачно уничтожить патруль механоидов и продать трофеи. Знаю там про двух лидеров: Шака — чистокровный зулусец, воин, каких поискать ещё, не глупый совсем, — и Фаста — индуска, очень жестокая эхора, подмявшая часть пригородов на юго-западе от Дурбана. Этим двум людям платят все прочие, кто хочет там жить, отморозки и наглецы рано или поздно вырезаются, если не желают идти под руку Шаке или Фасте или платить им дань.
— Сколько там вообще народу живёт? — поинтересовался я.
— Несколько тысяч, вряд ли больше десяти. Разбросаны на сотни деревень и баз, где население небольшое совсем, две или три сотни живых душ. Есть и на несколько десятков, типа хуторков. Кто-то занимается огородами и крошечными фермами, вместо грабежа и копания в заброшенных городах.
М-да, когда я искал место под базу, пока жил в городке, от коего остались дымящиеся развалины в нескольких километрах от этого места, то совсем не думал, что на контролируемых механоидами территориях кто-то живёт в таких количествах. С другой стороны, сравнить десять тысячи и миллион — это что рассыпанная щепотка муки из килограммового мешка на большом кухонном столе. Если уж в засушливых центральных районах совсем близко к базе разумных роботов люди умудряются возводить временные старательские поселения для мытья золота и алмазов, то на богатом восточном побережье живым сам бог велел заселиться.
— Договориться с ними не получится? — я вопросительно посмотрел на наёмницу.
— Не знаю. Я с ними не сталкивалась, только мельком слышала имена, — пожала она плечами.
— Эхоры у этих вожаков в отряде есть или они сами имеют Дар? — включилась в беседу Кристина.