В собственный номер возвращаться не хотелось: грязь, земля, отодранные доски. Девятовы самовольно заняли соседнюю пустовавшую комнату № 11. Чтобы никто не вошёл, подпёрли дверь найденными металлическими подпорками.

Пили чай со сладостями, слушали музыку. Рассвело. Светлана сняла колготки, сделала петлю и вытянулась на кровати. Он не отпускал скользкую, гибкую удавку на её шее пять минут. («Она сама просила»). Теперь предстояло покончить с собой. («Для себя решил: до суда не доживу, уйду любым способом»). Попробовал задушиться магнитофонным проводом – не получилось. Огляделся, решил поджечь комнату. Порвал матрац, вынул вату, раскидал по комнате и поджёг.

Как раз охранники хватились пропавшего магнитофона – в это время из-под двери комнаты № 11 повалил удушливый дым. Когда взломали дверь, Девятов лежал на кровати, держал в зубах оголённый провод – другой конец воткнут в розетку. Кричал, чтобы не подходили…

Не правда ли, чем не сюжет для очередного слащавого документального фильма из жизни заключённых, коими забиты сегодня экраны? Однако следователи – народ тёртый, и в красивые байки не поверил. Заметьте, всё вышеизложенное было записано со слов оставшегося в живых Девятова. Жена лежала в гробу, пухленькая, кудрявая, как кукла в коробке, и не могла рассказать об истинной причине своей смерти.

Вновь поднятое девятовское уголовное дело хранило совсем иные свидетельства. Что жила Светлана с трижды судимым мужем плохо, оба пили, вечно скандалили. Он ревновал хорошенькую жену. После последнего приговора так вообще обещал прикончить её за то, что пошла на сделку со следствием, дала показания против него. Практически купила себе свободу за счёт Александра. А ведь воровали оба, наравне – обидно.

Падкие на клубничку телевизионщики расписали деревенскую парочку как чрезвычайно опасную, опытную банду неуловимых налётчиков, совершавших громкие дерзкие ограбления.

На самом деле среди наворованного числились: ириски, фломастеры, рис и перловка, тушёнка, кисель, школьные тетрадки да дневники (!?) А что ещё украдёшь в маленьком райповском магазине? Но обо всём по порядку.

После армии Девятов вернулся домой, устроился колхозным сторожем. Прослужил недолго, уволился по собственному желанию. Вернее, попросили с работы после того, как в его дежурство странным образом пропало 100 гусей. Больше он не работал нигде и никогда. Дважды был судим за воровство, и жену склонил заниматься этим необременительным романтичным занятием. Украл – выпил – в тюрьму.

Итак, вот подвиги гремевшей на весь край банды. Для начала супруги стащили из сеней у соседки стиральную машинку «Фея» и в тот же день загнали её матери одного знакомого за 150 рублей. Потом из соседского сарая угнали велосипед «Урал». Потом из телятника колхоза «Путь к коммунизму» увели телёнка и зарезали на берегу реки. Спустя месяц проникли в загон летнего лагеря того же колхоза – печальная участь постигла очередного телёночка. Как и в первый раз, мясо разделали, Света носила из речки воду в ведре, мыла свежатину. Часть зажарили и съели под водочку, часть продали собутыльникам по дешёвке. Остальное, закопанное в мешках в землю, протухло.

Через неделю Девятовы пошли на новое дело. Топором перерубили сигнализацию в магазине райпо. Украли: хлеб, шоколад, жевательные резинки, сигареты, печенье, карамель, макароны, консервы, ириски, какао… Хватали подряд что попадётся под руку: от стамесок до шторной тесьмы, от горчицы – до мыла и шампуни.

Понравилось. Спустя месяц в соседнем районе вскрыли другой магазин райпо. Унесли: сапоги, цветную бумагу, школьные альбомы, тетрадки, сахарный песок, шоколадные батончики, шариковые ручки – описание украденного не умещается на двух листах протокола.

Неуловимую банду быстро разоблачили. Светлана охотно дала показания на мужа. Разлука, свидания… Что же в действительности произошло между ними в последний вечер, когда туннель закончился бетонным тупиком? Пообещала ли Светлана в сердцах, что всю вину свалит на него: мол, сам кашу заварил, сам и расхлёбывай – и жестоко за это поплатилась? Или согласилась жертвенно лечь и умереть от рук любимого, как того требует жанр тюремного шансона (от милой руки и смерть сладка)? Сейчас уже не узнать.

Жаль погибшую молодую красивую женщину. А ещё более жаль деревню: тихую, милую, воспетую в стихах и песнях. Это уже не та деревенька, «под лёгким платочком июльского облака, в веснушках черёмух»… Исчезли стада тучных коров на рассвете, не услышишь рожка пастуха, одинокой гармони за околицей. Всё чаще деревни – это разорённые фермы, заколоченные избы, кучки неистребимых алкашей у ларька с водкой.

Города, худо-бедно, самоочищаются, вытесняют «уголовный элемент». Жильё и земля в городах дороги, опять же полиция близко. Одна за другой – от непотушенной сигареты или от преднамеренных поджогов – сгорают на городских окраинах избушки – притоны воровской «малины». И сбившийся с панталыку народ, оказавшись без крыши, перетекает в деревни. Занимает пустые избы, безнаказанно буянит и безобразничает, грабит сельпо, держит в страхе пожилых сельчан, отнимает у них пенсии.

Вот что на самом деле печально, а не неудавшийся подкоп.

Александр получил 13 лет строгого режима за умышленное убийство, попытку побега, поджог и кражу из бара.