Книги

Дом с фиалками

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну и расстреливайте.

Её вытолкнули в раскрытую дверь и пустили вслед автоматную очередь. И закрыли дверь. После этих случаев в зале воцарялась такая живая, такая отчаянная тишина, которая была жутче, чем если бы люди кричали и рыдали. Бандиты, чувствуя это напряжение и желая снять его, начинали объяснять то, что происходит на воле, а также свои действия:

– Убитые сами виноваты, вели себя неправильно.

РЯД 12, МЕСТА 23-24

У кого-то нервы не выдерживали. Как не выдержали они за шесть часов до штурма у мужчины из середины зала. Он внезапно бросил в проход бутылку из-под минералки – та покатилась гремя, сорвался и побежал прямо по креслам в никуда. После окриков со сцены: «Стой! Стой!» – стали стрелять по живой мишени, в зал. Мовсар Бараев подскочил, грязно ругаясь, к стрелявшему, кажется, даже ударил того.

При стрельбе были ранены (убиты?) женщина – в живот, парень лет восемнадцати – в голову. Никто ничего не успел понять, в том числе Андрей и Максим, сидевшие как раз в середине зала, в эпицентре событий – кстати, недалеко от главного взрывного устройства.

До этого их разделяли два ряда. Братья попросили разрешения сесть рядом: места номера 23 и 24, ряд двенадцатый. Да, именно: 23-е и 24-е места, 12-й ряд – цифры, врезавшиеся в мозг на всю жизнь. Это был их первый и единственный контакт с захватчиками, не считая того, со сладкоежкой с мороженым.

А сидящие в зале не оставляли попыток достучаться до человеческого в душах террористов. Тем более, по поведению некоторых из них можно было заключить, что умирать они не расположены и надеются на благополучный исход событий.

От одной девушки-смертницы узнали, что ей семнадцать лет.

– Твоя жизнь только начинается. Как ты решилась на такое? Зачем ты здесь?

– Ваши убили у меня четверых братьев, отца и мать. И вот я здесь.

Мужчины с автоматами отлучались постоянно и на длительное время. Бараев вообще как-то ушёл и не появлялся в зале часов восемь. Молодые женщины в чёрном, напротив, составляли с залом одно целое. На два дня и три ночи срослись с ним, обречённо деля его судьбу. Так же дремали в неудобных позах в креслах, почти не ели и не пили. И выглядели всё утомлённее, быстро раздражались, становились вспыльчивые, нетерпимые. Непредсказуемые. Некоторые, отворачиваясь, чтобы не видели их слёз, утирали чёрными платками глаз.

ЛУЧШЕ УЖАСНЫЙ КОНЕЦ, ЧЕМ УЖАС БЕЗ КОНЦА

Самой мучительной была вынужденная неподвижность. Нестерпимо – как не изворачивайся, не приспосабливайся в кресле – ныли шея, затылок, спина. В зале было жарко, даже душно, кондиционеры не выключались.

Единственная возможность размять затёкшие ноги и тело – дойти до оркестровой ямы, поделённой перегородкой на «м» и «ж», с полом, залитым жижей. Частые прогулки до ямы террористами, мягко говоря, не приветствовались – поэтому приходилось себя ограничивать в питье.

Устали все: и бандиты, и заложники. Если раньше в головах заложников билась единственная мысль: «Только бы не штурм» – под конец охватила апатия. «Скорее бы развязка, какая угодно, хоть что-нибудь».

…Газ имел резкий, специфический запах. Между прочим, перед этим в передаче вещей «с воли», были медикаменты и… огромное количество гигиенических пакетов. На воле надеялись, что заложники догадаются дышать в момент газовой атаки через них. Не догадались.

Стараясь прикрыть лицо одеждой, братья успели увидеть, как на сцене боевик лихорадочно пытается надеть респиратор. Несколько вздохов и… братья очнулись в больнице. Мелькали белые халаты, перед глазами на штативе висели большие пакеты с прозрачной жидкостью, к венам тянулись трубочки.

Максим видел, как рядом откачивали, выводили из клинической смерти парня – через два часа он, как ни в чём не бывало, расхаживал и напевал. А три девушки, соседки братьев по ряду, так и не проснулись…

КАКОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ НАСТОЯЩИЙ?