— Золотоноша?

— Дом, — сказал Мелес.

Спокойный, даже доверительный говор раздражал губернатора: к нему обращались словно к сообщнику. «Все то же, — думал он. — Затеи, прожекты... Приискатели руд объявились. Все то же... И нелюбовь к порядку и закону, и ропот, и недовольство. Чего они хотят? Все! Он, этот колодник, этот сумасшедший...»

— Монаха укрощает смирение.

— Монашеская служба мне чужда, — заговорил Мелес. — Я имею склонность к наукам и промыслам и покорнейше прошу...

— Мелес, — с едкой злобой сказал губернатор, — ты, я знаю, жил в довольстве, пил и ел царское, водился с людьми хороших фамилий. А теперь? Сибирь, острог... Навлек на себя беды, а мог бы и благую честь избрать.

— Человек не должен страшиться бедствий, на всяком пути их достаточно. А одного довольства человеку мало. Он стремится к тайне, к пониманию предметов недоступных. — Мелес вдруг улыбнулся. — Я верю, разум человеческий достигнет и небес, ибо многое способен созерцать.

— Оставь небо богу. Вспомни, что говорили тебе твои речистые пастыри: жизнь наша есть поле, тернием насажденное. Возвращайся в обитель, к братии. Худо и скверно в миру.

— Как ни худо в миру, а человек не устает помышлять о счастье и оттого великие беды может сносить.

— Перестань, — поморщился губернатор. — Ты же видел и злонравие, и подлые пороки...

— Но есть еще и доброта, и жалость, и благородные сердца, которые любят. Тому я знаю много примеров и верю в усовершенствование человеческой натуры.

Губернатор слушал, прикрыв глаза. Он стоял совершенно спокойный с виду, но в нем закипала беспомощная ярость, и каждодневные заботы, о которых он забыл на миг, вновь нахлынули на него душной волной: интриги, мздоимство, подделка ассигнаций, женоубийства, беглые солдаты во главе разбойных шаек, волнения в монастырских вотчинах, пропал обоз с казенным хлебом... «Прогнать, — думал губернатор, — в приказ, под стражу...»

Он повернулся к Мелесу.

— Ну...

— Я прошу ваше превосходительство изыскать способ помочь мне. Дни мои проходят в недействии. Испытываю нужду в материалах, как-то: кожи тонкие, сыромятные ремни, дрань...

— Крылья, стало быть, — губернатор усмехнулся. — Икар. Еллинские выдумки. Блажь.

На языке у него вертелись слова о бесплодности умствования, о людях, пустившихся в затейливость, но, подняв глаза, он встретился с холодным взглядом Мелеса и понял, что тот ни о чем больше не станет просить.

— Снесись с полицмейстером, — сказал губернатор секретарю, когда Мелес вышел. — Он поврежден в уме. Для него будет лучше, если он останется под стражей.

— Для нас, — сказал секретарь.

— Что?