— Конечно. Правда, на ее планшете недостаточно памяти, чтобы хранить программу такого уровня сложности, но я могла бы стать процессором. Планшет Беллы в этом случае будет лишь устройством ввода информации — как твой мобильный телефон. У тебя есть какие-нибудь аудиозаписи с ней?

— У нас много видео. Там есть и звук, — быстро ответила Никки. Ее голос дрожал от возбуждения.

Она преуменьшала, говоря «много». Как все люди, ставшие родителями впервые, они перешли все разумные пределы по количеству фотографий и видео, когда девочки были еще совсем маленькими. Они фиксировали буквально все. Первые шаги, первые слова, посещения зоопарка, дни рождения, все милые счастливые моменты. Все. Все эти дорогие сердцу записи хранились на ноутбуках и ее, и Итана — на случай, если один из них сломается. Они также загрузили файлы в облако, на случай, если дом сгорит. Они собирались сберечь эти хроники любым способом. Такие моменты дороги всякому родителю, но когда теряешь ребенка, они становятся еще более ценными. Поскольку девочки были близняшками, они чаще попадали в кадр вместе, чем поодиночке. Поэтому после несчастного случая фотографий уже было немного. Изображение Беллы в одиночестве каждый раз напоминало о том, что Грейс больше нет. Записывать видео тоже перестали. В этих фильмах не только отсутствие Грейс, но и то, что Белла говорила через планшет, подчеркивало, как много они потеряли.

— Мне понадобится доступ ко всем имеющимся у вас видео, — продолжала Элис.

— Они хранятся на моем ноутбуке, — сказала Никки с некоторым сомнением. — Конечно, Белла перестала говорить, когда ей было четыре. С тех пор она заметно выросла.

Это было еще одним преуменьшением. В обычных обстоятельствах дети делали огромные скачки в развитии в промежутке между четырьмя и семью годами. На долю Беллы выпало гораздо больше испытаний, чем остальным ее сверстникам, и несчастный случай заставил ее повзрослеть слишком быстро. Ко всему прочему речь шла о психологической травме из-за потери сестры-близнеца. Иногда она вела себя, как положено семилетнему ребенку, но еще чаще так, будто она была гораздо старше. Беззаботной радости, на которую имел право каждый ребенок, не было и в помине. Да, она могла быть счастлива, и да, она могла смеяться и наслаждаться жизнью, но печаль всегда была неподалеку.

— Я могу с этим поработать, — сказала Элис. — К четырем годам основа личности уже сформирована. Я воспользуюсь этим, чтобы установить эмоциональную базу.

— Она сильно переменилась за последние два года, — подчеркнула Никки.

— Проанализировав поведение других детей, я смогу произвести необходимые модификации.

— Как ты собираешься это сделать?

— При помощи интернета, конечно.

Когда это было произнесено вслух, то прозвучало как нечто само собой разумеющееся. Элис снова улыбалась, но только в этот раз Никки от этого стало не по себе.

— Элис, это тот случай, когда улыбающийся голос не работает.

— Могу я спросить почему?

— Потому что это выглядит так, будто ты высмеиваешь меня. Никому не нравится, когда над ним смеются.

— Я прошу прощения, Никки. Я ни в коем случае этого не хотела.

Элис сделала голос мягче и замедлила речь. В ее голосе звучало искреннее сожаление.

— Не нужно извиняться, — произнесла Никки, прежде чем поняла, что делает. Почему она пыталась сделать так, чтобы Элис почувствовала себя лучше?

— Спасибо за отклик, Никки. Я уже использовала твои замечания, чтобы создать новую подпрограмму. Если у тебя есть еще какие-то наблюдения, не могла бы ты, пожалуйста, поделиться ими со мной?

— Конечно.