Осмотревшись, я в испуге попятился. Вся долина была под водой. Мутные потоки плескались о фундамент дома. Лодки, с вечера лежавшие на земле, плавали, колыхаясь, в воде. Солнце, небо были окутаны густыми тучами, туманом. Склоны горы обнажились, снег сошел почти всюду. Деревья простирали голые ветви над водой.

Высокий уровень воды продержался несколько дней. Из дому перебираться не пришлось, место оказалось достаточно высоким. Скотный двор заливало, коровы, овцы и лошади бродили по склонам горы, пощипывая бурую прошлогоднюю траву.

— Придется скотный двор перенести повыше, — соображал отец, — да и стога сена метать на взгорье.

Вода сошла, долина обнажилась — грязная, покрытая илом. Прошел теплый, обильный дождь. Быстро, на глазах зазеленело, зацвело. Привычно, как домой, прилетели на озеро стаи уток. Гуси, покружившись, опустились на воду, но, увидев людей, поднялись и улетели, тревожно перекликаясь.

Стадо наше увеличивалось. Появились ягнята. Верховая гнедая кобылица, собственность матери, принесла хорошенького жеребеночка, золотистой масти, с белой звездочкой на лбу. Люба была от него в восторге.

— Вырастет — кататься на нем будешь, — обещал отец.

Жеребеночка Люба назвала «Звездочкой», кличка эта осталась за ним навсегда.

По настоянию отца и Дубова вскоре начались полевые работы. Сыновья Дубова и Рисней от работ в поле отказались, говоря, что незачем ждать нового урожая, надо покидать долину возможно скорее. В поле вышли работать отец, старый Дубов, Фома Кузьмич, Ахмет и Марфуга. Помогал им и я, боронил, подвозил на подводах семена. Сеялки у нас не было, сеял вручную Ахмет, полной горстью черпая семена из лукошка, приспособленного у груди, и бросая золотистые зерна в черную влажную землю.

Овес и пшеница вскоре взошли, затем мы посеяли помаленьку проса и гречи.

Фома Кузьмич хлопотал в огороде. Он привез с собой разных семян, вырастил рассаду в теплице, сооруженной нами еще до зимы, и теперь мы смогли посадить помидоры, огурцы, дыни, арбузы, морковь, капусту, табак — всего понемножку. Сделали даже в любовно разделанной земле несколько лунок для картофеля.

— Это наш золотой запас, — приговаривал Фома Кузьмич, бережно опуская в каждую лунку разрезанные на дольки клубни. — Картофеля-то я захватил из города совсем мало, да и то едва уберег чуток для посадки.

После наводнения долина, словно торопясь, быстро наряжалась в зелень и цветы. Раньше всех белыми коврами расстелились подснежники. Крошечные колокольчики ландышей разлили кругом нежное благоухание. Венчальной фатой душистых цветов оделась черемуха. Луга пестрели от нарядного цветочного убранства. Зацвела вишня. Испуская сладковато-приторный запах, распустила широкие кремовые гроздья калина.

— Теперь самая пора ловить карася, — заметил Фома Кузьмич, собираясь повечеровать с удочками на озере.

В троицын день — праздник цветов и зелени — наше жилье стало похожим на оранжерею. Буйно расцвел шиповник. Миллионы красных, розовых, кремовых цветов украсили долину и склоны горы.

— Какая красота! — восхищалась мать.

— Вот она, цветочная оправа курорта «Долина роз», — по-своему оценивал красоты природы Дубов. — Эти цветочки повысят цены на комнаты нашего курорта.

Когда закончился сев, Фома Кузьмич заговорил о саде, о пчельнике.

— В долине много вишни, малины, черемухи, смородины. У меня есть семена яблонь. Зимой я их посадил, растут черенки. Хороший сад разбить можно. Огородим участок, беседочки наделаем. Там же обоснуем пасеку. В лесу немало пчелиных семейств в дуплах, станут роиться — поймаем рой, приручим. Мед нам вот как нужен, сахар-то на исходе.

Георгий поднял повара на смех:

— Да ведь сад плодоносить будет лет через пять!