– Это было бы приятное нападение, но ты же не оценила. Как и то, что я обрекла на смерть его, хотя могла сразу убить тебя.
– Меня удивляет, что не убила.
– Это не от любви к тебе, – отмахнулась Регинлейв. – Скорее, из-за симпатии к твоему брату. Жаль, что он оказался так слаб.
– Кто все эти люди? – Я показала ей список, извлеченный из сейфа.
Я понятия не имела, зачем спросила это, зачем вообще разговариваю с ней. Понятно, что она не выпустит меня живой. Для этого она и заманила меня на свою территорию, подальше от остальных. Уверена, она уже знает способ избавиться от моего тела!
Но пока это не случилось, я должна узнать правду.
– Они были товаром, – равнодушно пояснила Регинлейв. – Органами, которые заслуживали лучшего применения.
– Ты что, продавала органы пациентов?!
– Не я, а мы. Твой брат был важнейшей частью всего, что здесь происходило.
Схема оказалась простой и в этом гениальной. В реанимационное отделение попадали нелюди, которые уже замерли между жизнью и смертью. Их хотели спасти, но никто не удивился бы, если бы они умерли. При этом в их израненных телах оставались здоровые органы, которые можно было использовать.
Леон никого лично не убивал, он выступал консультантом. Осматривая тела умирающих, он определял, можно ли использовать их органы для пересадки людям. Сначала я удивилась: зачем людям вообще такие органы? Но потом я вспомнила свой разговор с Евгением Самсоновым – человеком, который благодаря таким пересадкам уже прожил две сотни лет.
Он ведь говорил мне, что получить разрешение на такую операцию чертовски тяжело. Даже если у тебя есть деньги, тебе могут отказать, чтобы не нарушать природный порядок вещей. Тогда обладатели тугих кошельков нашли другой путь, черные рынки бывают не только в человеческом мире.
Они платили врачам вроде Регинлейв, а те находили способ доставить им товар. В случае Эпионы это вообще было до смешного легко: прямо в реанимационном отделении находился отдельный портал, который мог использоваться не только для перевозки пациентов, но и для отправки органов.
Я понятия не имела, как мой брат ввязался в этот ад. Леон был не из тех, кто готов за деньги продать родную мать, его наверняка обманули. Но даже так чувство вины в его душе нарастало, и когда он не смог больше выносить это, он сделал последний шаг с крыши.
Его смерть предсказуемо вызвала много шума. Регинлейв пришлось отказаться от всех заказов и затаиться, она ждала, что будет дальше. А дальше явилась я – и была не такой скрытной, как мне казалось. Регинлейв быстро сообразила, что я прибыла в Эпиону не о брате скорбеть, а вести расследование. Она думала, что у меня ничего не получится, но я дала ей пару поводов поволноваться. Тогда она решила подставить меня, используя Флора. Он, конечно, не знал, что ему уготовано стать мертвецом, думал, что Регинлейв просто хочет отвадить меня от Эпионы, и верил в это до самой смерти.
Меня удивило, что в своем рассказе она не упомянула ни гарпий, ни гамадриаду, ни паразита, но какая разница? И так ясно, кто за всем стоит.
Я не представляла, что делать теперь. Регинлейв закрывала собой единственный выход из комнаты, и хотя она казалась не такой уж сильной, я не рисковала приближаться к ней. О валькириях я слышала немного – и ничего хорошего.
Мне оставалось надеяться лишь на Локи, но он тоже не спешил нападать.
– Ну и сколько вас в этой импровизированной преступной сети? – сухо осведомился он.
– Допустим, нас было двое – я и Леонид Сотер.