– А рот? – интересуется Эверт после некоторых раздумий. – Помоги мне!

Траубе придерживает монарха за плечи, в то время как сехгар разжимает тому рот, шаря в нем пальцами. На мгновение он останавливается, качает головой, как будто бы вдруг взял и вспомнил что-то.

– Никто не додумался заглянуть ему под язык, – он выпрямляется и показывает ему не большой темный кружок, что очень похож на лакричный леденец или даже монетку. – В простонародье его зовут «медвежьим камнем».

– Осталось выяснить кто дал ему его.

Траубе укладывает короля обратно, подтыкая подушку под его щекой. Он не уверен, что король поверит и этому, что говорить про просто слова?

– Считаешь, что это не очевидно?

Сэгхар отдает его Генриху, а сам треплет короля по щекам. Генрих вертит невзрачную штуковину, удивляясь тому, что не встречал ее упоминание где-либо. Страшная вещь по сути своей.

– Доказательства – на них строится часть моей работы.

Его величество сначала не реагирует на это, но вскоре начинает отмахиваться от его прикосновений словно от назойливой мухи.

– Не надо!.. – бормочет король, пытаясь отделаться от упавшего на лицо рыжего локона. – Еще немного! Хватит бить меня, Дельвиг! Отправлю!.. В темницы! К Траубе!

Они оба усмехаются этому сонному бреду, но Траубе чувствует, что его все-таки отпускает. Предчувствие подсказывало ему, что разрешится с возвращением сэгхара, но он не мог полагаться только лишь на это чувство.

– Скоро придет в себя, но лучше бы организовать ему большую порцию кофе.

Колокольчик на каминной полке поднимается в воздухе и гремит, к нему присоединяется дергающийся шнур и звон напольных часов. Кто-то остановил их, а теперь завел, приведя в движение маятник.

– Пора бы разбудить это сонное царство.

Эверт вертится на месте в поисках кресла, организовывает его откуда-то из глубины комнаты, опрокинув при этом что-то.

– Ваше величество?! – взволнованный крик камердинера слышится далеко за пределами комнаты. – Ваше величество! Ваше!.. Величество!

Он наконец врывается в покои, вертится по сторонам, поражая воображение своими алыми икрами. Даже в часы скорби личный слуга короля не изменил себе в ярких и броских нарядах. Вот и сейчас на нем бордовая ливрея, отделанная сверкающей золотой нитью, слепяще белая блузка, темно-зеленые панталоны и ярко-алые чулки. Чудо-птица, а не слуга!

– Фольгюс, сделай, пожалуйста, кофе его величеству и…

Он не договаривает. Открытые двери пропустили не только Фольгуса и храп валяющихся на пороге опочивальни гвардейцев.

– Что за напасть?.. Этот день когда-нибудь закончится?!