— Тебе, — кивнула Хрийз.

Мила осторожно взяла игрушку. "Только смеяться бы не начала!" — испугалась Хрийз. Милин смех вызывал слишком уж неприятные воспоминания. Смеялась она только перед атакой. У врага волосы седели от от одного звука ее смеха.

— Благодарю, — серьезно кивнула Мила, бережно пряча подарок за ворот своей замызганной рубашонки. — Ты — добрая, Хрийз. Вот та, другая, она была злая. Справедливая, но очень злая. Я рада, что должна жизнь тебе, а не ей.

— Мила, — тихо сказала Хрийз, — знаешь… Не будешь возражать, если я тобой займусь? Тебе надо отмыться. И расчесаться. И вот это вот, в чем ты ходишь… Я понимаю, ты сделала из тряпки этой защиту, я же вижу. Оно как доспех для тебя. Но когда мы выберемся отсюда и если останемся живы, я свяжу тебе платье из золотой нити. И шапочку с лентами. И перчатки. Будешь ты у нас дама. Красивая дама.

Мила подтянула к груди коленки, обхватила их руками. Покачала головой:

— Я знаю, кто я.

В ее голосе прозвучало отчетливое эхо угрозы. Не сюсюкай со мной. Не лезь ко мне со своей жалостью!

— И я знаю, — кивнула Хрийз. — А давай, мы будто обе не знаем? Глупо, конечно, но давай?

Мила несмело улыбнулась. Маленькая девочка, ага. За той улыбкой — зубки. Такие зубки, что вспоминать тошно. Но… Это была даже не жалость к ребенку, принявшему когда-то инициацию стихией Смерти. Может быть, именно метаморфоз и свел ее с ума, как знать! Не жалость, но искреннее желание помочь хотя бы так.

Дать немного тепла той, кто давно забыла, что это такое…

— Мне было восемь лет, когда меня похитили в первый раз, — медленно выговорила Мила. — было страшно, больно, плохо. И папа не смог найти меня сразу. Если бы нашел, мы бы давно уже прожили свою жизнь оба, и умерли, как все. А может быть, все равно стали такими. Есть ведь еще Роза.

— Роза? — тихо переспросила Хрийз.

— Да. Она в Светозарном жила… а до Светозарного — в холме, есть там такой… неважно. Я люблю, когда меня похищают.

— Мила, я не ослышалась? — осторожно спросила Хрийз. — Ты любишь похищения?!

— Ну да, — беспечно призналась она. — Я на них всегда смотрю, на этих похитителей, они такие серьезные, — и хихикнула, пряча улыбку в ладони. — А потом я их ем. И это очень весело, Хрийз. Ведь каждый же раз, как в первый, — ее лицо окаменело в демонической жестокости. — Как они умирать не хотят, как визжат! Иногда я даю им немного жизни, чтобы они умоляли меня проявить ми-ло-сер-ди-е, — по слогам проговорила неумершая трудное слово. — Я тогда ем их медленно. Очень медленно. Чтобы дольше визжали.

Она вообще не заметила тридцати лет страданий, поняла Хрийз. Пыталась освободиться, не получалось, но это мало заботило ее. Она знала, что рано или поздно порвет своих мучителей. Ведь это происходило всегда.

— Мила, — Хрийз осторожно протянула руку, хотела коснуться плеча девочки, испугалась, а как она воспримет еще…

— Не надо жалеть меня, княжна, — печально и сурово сказала Мила. — Я живу. Могла бы не жить.

— Тебе не дали повзрослеть, — тихо выговорила Хрийз. — Но это несправедливо, я считаю. Неправильно.

— А что правильно? — вопросом возразила Мила.