Графа перекосило.
— Да как ты смеешь, дерзкая девчонка? — злобно прошипел он, хватая меня за руку. — Я узнаю тебя, я тебя уже где-то видел. Не в моей ли спальне? Ты прокралась туда незаметно и неосмотрительно пробудила меня от предрассветного сна… Ты не страшишься испытать гнев стригоев?
При упоминании о рассвете и спальне кардинал ди Баллестро побледнел и чуть не задохнулся.
— Не пугай, пуганные уже! — я ощутила ледяной холод, исходящий от пальцев графа, и торопливо выдернула свою кисть из его мертвой руки. — Не раз уже вам наваляли и еще наваляем!
— Кто же ты такая, если решаешься говорить так отчаянно? — спросил граф, сверля меня взглядом.
— Да почти никто, — я равнодушно пожала плечами, подчеркивая обыденность своих слов. — Смиренная воспитанница монастыря, простая дочь Господня…
По рядам ангелов прокатился единодушный вопль восторга.
Стригой взвизгнул и отпрыгнул в сторону.
Монахи молитвенно сложили ладони, вознося хвалу Господу.
Я недоуменно хлопала ресницами, не понимая — чего такого необычного я сказала секунду назад.
Граф повелительно взмахнул рукой, призывая своих охранников и спешно отступая к выходу из зала.
— Мы еще встретимся, обещаю тебе это — Дочь Господня! — с непередаваемой интонацией поклялся он, рассматривая меня, будто ожившую икону. — И думаю, ты еще пожалеешь о своей сегодняшней наглости.
Дверь за стригоем захлопнулась.
Я обернулась к архангелам, обоснованно опасаясь заслуженной взбучки и ожидая немедленного наказания за наглость. Но к моему величайшему изумлению, Гавриил торжественно преклонил колено, восхваляя меня перед всеми:
— Приветствую тебя, Селестина, возлюбленная Дочь Господня, осознавшая свою судьбу!
И все ангелы послушно склонили головы, слаженно повторяя нараспев:
— Да славься навеки, Дочь Господня!
Кажется, я временно утратила дар речи…
Глава 6
Весна пришла в Рим неожиданно. Еще пару дней назад ночные минус два или минус четыре непременно затягивали тонким ледком лужи на площади Чинквеченто и развешивали щедрые гроздья изморози на разноцветных трубках неоновых вывесок модных магазинов. В первые утренние часы ледок приятно хрупал под ногами, к обеду превращаясь в грязную подтаявшую кашу, неряшливо налипавшую на сапоги и ботинки торопящихся по своим делам горожан. Но, инстинктивно почувствовав приближение долгожданного потепления, на карнизах уже вовсю ворковали одуревшие, раздувающиеся от страсти голуби, пытаясь привлечь внимание скромных серых голубок, равнодушно снующих в поисках хлебных крошек. Старый платан, сиротливо притулившийся на углу улицы Виа-дель-Корсо и всю зиму выглядевший темной, безнадежно мертвой корягой, нежданно ожил и выпустил узкие стрелки первых зеленых листочков. Уверенно перебивая тяжелый смог автомобильных выхлопов и едкий застоявшийся запах не утилизированных пищевых отходов, долетающий из ближайшей пиццерии, в воздухе тонко повеяло утонченной, едва уловимой свежестью и чистотой. Лица прохожих, еще не успевших отойти от затяжной зимней депрессии, по-прежнему оставались мрачными и сонными, но замелькавшие тут и там светлые шелковые шарфы стали тем первым, несмелым мазком веселых весенних красок, который ненавязчиво внушал — зима закончилась. Наверное, нужно было пережить немало таких ранних скороспелых весен, чтобы научиться ценить и безошибочно понимать эти слабые, нерешительные признаки наступившей оттепели. Наверное, нужно было испытать немало горя, счастья и разочарований, чтобы научиться благодарно откликаться на безмолвный призыв природы и благоговейно лелеять самое величайшее чудо, возможное в этом шумном и суматошном мире, — чудо пробуждения новой жизни.