— Да, но какой ценой? — издевательски спросил граф. — А теперь вы хотите новой войны?

— Но ведь это стригои развязали ту страшную бойню! — запальчиво выкрикнул Самуил, утрачивая обычное самообладание. — Мы вас даже пальцем не тронули!

— Ага, поэтому били исключительно ногами! — вполголоса пробормотала я, но меня услышали. По ряду ангелов прокатились смешки одобрения. Граф недовольно нахмурился.

— Мы развязали? — наигранно поинтересовался стригой. — Что-то с памятью твоей стало, крылатый! Вспомни разгром Монсегюра и наших погибших предков, вспомни бой под Тырговишту, когда ангелы потопили в снаговских болотах самого выдающегося сына нашего народа — Владислауса Драгвилия, которого вы презрительно называете Владом Цепешем. Вспомни страшную ночь святого Варфоломея, когда католики беспощадно вырезали стригоев, именуемых протестантами. Вспомни французскую резню, прикрытую лозунгами революции, возглавляемую ревностным католиком Мюратом. Тогда вы сотнями казнили нашу аристократию, нашу элиту. Ведь вы не зря выбрали именно гильотину, не так ли? Или тебе еще мало приведенных мной примеров?

— А не ваш ли хваленый Дракула первым жестоко умертвил наших католических монахов — Ханса, Якоба и Михаэля? — тонким фальцетом возопил взбешенный Уриэль.

— Не ваш ли епископ-еретик Бертран д’Ан Марти призывал отринуть веру в Господа нашего Иисуса Христа и уверовать просто в синее небо? И наконец, не ваш ли рыцарь де Пюи принял помощь Дьявола? — поддержал его Гавриил. — Мы никогда не смиримся с происками темных сил! Ни на каких условиях!

— Да, да, ищите дураков! — снова встряла неугомонная я.

На этот раз, раздраженные летящими от стены смешками, в нашу сторону обернулись даже архангелы, пытаясь рассмотреть дерзкого шутника.

— «Многочисленны враги мои, и поэтому слово мое долгое время будет в презрении, но не исчезнет — верные сохранят его и передадут достойным!» — патетично процитировал граф. — Это слова из «Откровений Бальтазаха, пророка Дьявола». Но вы сокрыли мудрую книгу от глаз людских в хранилище Ватикана. А вы спросили свой народ — не хочет ли он добровольно уйти к Темному отцу и обрести бессмертие? Это вы, а не мы обрекли людей на скорбную участь слабых смертных тварей! Вы обманщики. Вы скрываете Грааль!

После этой реплики в зале началась форменная неразбериха. Архангелы воинственно нахохлились, повскакивали со стульев и закричали все хором, стараясь заглушить крамольную речь стригоя:

— Грааль нельзя показывать обычным смертным! — звонко доказывал Уриэль. — Из-за обладания им немедленно разгорится новая мировая война!

— Ваше бессмертие базируется на жизнях других людей — тех, кого вы убили! — колоколом гудел Гавриил. — Лучше райское бессмертие души, чем бессмертие бездушной плоти и последующий Ад…

— Разве мы бездушны? — хмыкнул стригой.

— Да! — безапелляционно изрек Самуил. — Вы проповедуете жизнь одного за счет насильственной смерти многих. А мы признаем благочестивую смерть праведника — как переход к высшей форме райского бытия. Убийство не есть добро, чем бы оно ни оправдывалось!

Граф заскрипел зубами:

— Вы вымарали из своих религиозных книг неугодные вам места. Но я напомню: «… и молвил Сатана: сотворю я чудовищ, и будут они терзать род людской из века в век, пить кровь мужчин, женщин и младенцев, не щадя никого. И будут они долговечны, безжалостны и сильны, неуязвимы, хитры, храбры и коварны — так, что не сможет бороться с ними ни один из сынов адамовых». Библия, книга Притчей Соломоновых. Не это ли есть высшая воля?

Архангелы растерянно замолчали, не находя контраргументов.

Надо признаться, мне давно уже надоела эта пустая трепотня. Стригой оказался куда лучшим оратором, чем все наши делегаты. Мне стало обидно за свою веру, и поэтому я не выдержала. Я зашвырнула в угол свечу, сдернула с головы капюшон плаща и открыто шагнула вперед.

— А в ответ на это Господь усмехнулся и заметил, что на всякую хитрую задницу по любому найдется свой штопор! — не задумываясь, выдала я, глядя прямо в лощеное лицо стригойского графа.

Зал содрогнулся от хохота. Ехидно хихикал красавец Уриэль, басовито ржал облаченный в доспехи Самуил, ровно гудел могучий Гавриил, а отец Ансельм и брат Бернард даже согнулись на своих стульях, держась за животы и утирая выступившие слезы.