– Почему ты ответил мне? То есть… Отреагировал на этот лайк? По мне, так это бред какой-то. За эти восемь лет у тебя, я уверена, столько всего было, что мое мизерное существование уже давно должно было перестать хоть как-то интересовать тебя.

– Мизерное?

– Мы не поддерживали связь, не были до этого хорошо знакомы. Ты не должен был вспомнить меня.

– Как и ты не должна была этого делать на протяжении всех этих лет, – поднимает он правую бровь. – Я не отвечаю взаимностью, когда девушки проявляют ко мне внимание. Мне это как-то не надо и я изменил себя в этом плане. Но твой лайк я не мог оставить без внимания. Ты ведь не писала мне, я сам это сделал. Потому что хотел. И я никогда не забывал тебя.

Кирилл выпивает рюмку коньяка, а я снова только половину. Ежусь так, что мурашки пробегают по рукам.

– Я не знаю, как это все назвать, – говорит Кирилл, опустив руки на край стола. – Не знаю, правда. Но я точно знаю, что меня тянет к тебе.

Я замечаю в его расслабленном взгляде отблеск отчаяния. Думаю, что сейчас, послушав меня и подумав над своими желаниями, где-то внутри себя Кирилл безнадежно мечется от одного к другому. Что это «одно», а что «другое» – я не знаю. Но могу догадываться, что обязанности и чувства стоят порознь друг от друга.

– Я по-своему счастлив. Да, не все идеально, но идеального ничего в этом мире нет. Были моменты, когда мы с Катей думали разойтись. Говорили об этом, обсуждали, а потом как-то все склеилось что ли. Потом я подумал, что нужно идти дальше и сделал предложение. Я не жалею об этом. Если на тот момент я так поступил, значит посчитал это нужным. Эти отношения выстраивались с трудом. Они до сих пор строятся.

Правда, я не знаю, что на такое можно ответить.

«Рада за вас».

«Ну, вы молодцы».

«Удачи вам».

– Тебе я хотел написать, и я написал. Я хотел увидеть тебя, и я увидел. И еще много чего такого, что я хочу с тобой.

Но.

Оно такое же ощутимое, как огромный гамбургер во рту. Не заметить его просто невозможно.

– Что ты почувствовала, когда увидела меня?

– Облегчение. Твой взгляд остался таким же, каким и был. Не изменился. Может, на других ты смотришь иначе, но когда ты взглянул на меня, я поняла, что ты все тот же парень из Шереметьево.

А еще, образно говоря, у меня сломались коленки. Не подогнулись, а сломались.

Мы молча смотрим друг на друга, и с каждой секундой я понимаю, что мне невыносимо сложно выдерживать это нависшее облако напряжения. Я слабо улыбаюсь и скрываюсь за дверью ванной комнаты. Снова упираюсь о нее затылком и спрашиваю себя, все ли я выяснила, что хотела?

Может, те грузовики мелькали только для того, чтобы я просто оказалась в это самое время именно здесь, в Перми? Чтобы услышала от парня, что отношения – тяжелый труд и задумалась над теми, которые у меня были? Которые, наверняка, тоже по-своему выстраивались, но моя же собственная неопределенность окончательно разрушила их. Я должна сожалеть о том, что случилось? Должна почувствовать свою ущербность и никчемность? Боже мой, да я и так это сполна ощущала и ощущаю по сей день! Ради этого я здесь?