– Кстати сказать, выглядишь великолепно.

Смеюсь, глядя ему в глаза.

– Это невозможно. Когда ты мне написал, я делала уроки. Так что из дома я выскочила пулей, даже не успела накраситься.

– Вот и я говорю… – Он медленно расстегивает мою куртку до пояса, заскальзывает ладонями под ткань и прижимает меня к себе. – Великолепно… – шепчет он, наклоняет голову, целует меня, и я раскрываю губы, отвечая на его поцелуй. Мне всегда его мало. Никогда не устану его целовать.

Мне так хочется остаться с ним наедине еще на час или на два, но я помню, что нас ждут в подвале театра. Да и потом, на улице ужасно холодно. Он убирает руки с моей талии, застегивает мне куртку до самого горла и целует в нос.

– Я ведь теперь не смогу тебя даже обнять, – говорю я. – Вот это пытка.

– Это поправимо. Мы можем сегодня во всем признаться.

Вспоминаю свой вчерашний разговор со Сью. Да. Мы и впрямь можем рассказать обо всем сегодня. Я сама этого очень хочу. Но все это время я морально готовилась сперва раскрыть свой секрет «Восьмерке». О том, чтобы рассказывать правду Поэтам, я не думала.

– Ну ладно, ладно, – говорит Эй-Джей, прежде чем я успеваю ответить, и целует меня в лоб. – Расскажем в другой раз.

И мы заканчиваем этот разговор. Эй-Джей берет меня за руку и ведет к двери театра, которая оказывается открытой.

– Я написал мистеру Б. и попросил ее сегодня не запирать, – поясняет Эй-Джей в ответ на мой удивленный взгляд.

Он отпускает мою ладонь, и мы ныряем во мрак театра. Остальные ждут нас на сцене, под тусклой лампочкой. Торопливо считаю тени. Семь. Все в сборе.

Не произнося ни слова, мы юркаем на лестницу и как можно тише спускаемся. Оказаться в театре вечером – странно и непривычно, но, по сути, разница невелика: в этих коридорах всегда темно и мрачно, даже при ясной погоде. Эй-Джей отпирает дверь, все заходят в комнату и идут прямиком к лампам, зажигая их на ходу. Электрический свет заливает стены, заклеенные нашими стихами.

Сажусь на один из диванов в глубине комнаты, а рядом со мной устраивается Кэролайн.

– Что-то мне не по себе, – признаюсь я, удостоверившись, что нас никто не замечает. – Как-то все это странно.

Кэролайн кладет руки на спинку дивана, ее фланелевая рубашка распахивается и я прочитываю на футболке крупную надпись: «Момент словлен!»

– Да не волнуйся ты так! Не накручивай себя. На самом деле, будет круто, – заверяет она.

Эй-Джей и Сидни одновременно поднимаются на сцену. Он с деланым недовольством косится на нее, словно спрашивая, что она здесь забыла, а она в ответ обиженно толкает его бедрами.

– Пока мы не начали, хочу сделать небольшое объявление, – говорит она, взмахивая тонкой стопкой бумаг. – В одном из городских клубов завтра будет «открытый микрофон». Ограничений по возрасту нет. Любой сможет прочесть свои стихи. Или спеть. – Она выразительно смотрит на Эй-Джея и вновь переводит взгляд на собравшихся. А потом вручает стопку флаеров Эмили, и та начинает передавать их по комнате.

– Там сцена побольше, чем тут, – подмечает Сидни, притопывая ногой по деревянному настилу. – А еще места далеко не такие удобные. – После этих слов Эй-Джей выразительно посылает воздушный поцелуй в сторону наших диванчиков. – Но мы очень надеемся, что обстановка будет такой же дружелюбной, как у нас здесь.