Еще дважды прочитываю про себя все стихотворение. Оно несколько странное и безумное, пожалуй, его по-настоящему поймет лишь Кэролайн. В конце концов, оно посвящено именно ей.
– У этого стихотворения нет названия, и в нем нет ничего особенного. – Избегаю фраз вроде «оно никуда не годится», потому что сегодня мне совсем не хочется, чтобы меня закидывали бумагой. – Я сочинила его у себя в комнате после того, как попрощалась с одним близким человеком. – Нахожу взглядом в толпе Кэролайн и улыбаюсь ей.
Кэролайн вскакивает и начинает громко хлопать в ладоши и улюлюкать. Она так мною гордится, что меня распирает от радости. Я и сама начинаю немного собой гордиться.
И тут на сцену поднимается Эй-Джей и протягивает мне свою папку. Если мое стихотворение его и удивило, он умело это скрывает. Пока он набрасывает гитарный ремень на плечо и поправляет инструмент, я пролистываю его песни и останавливаюсь на одной из первых страниц.
Достаю ее из стопки и передаю ему.
– Садись, – говорит он с дерзкой улыбкой. – Я в любом случае сыграю эту песню, что бы ты там ни выбрала.
Спускаюсь со сцены, забрав с собой его тексты. Он тут же начинает перебирать струны, а я сажусь на его оранжевый диван, вместо того чтобы вернуться на свое место рядом с Кэролайн.
– Черт! – тихо ругается он, взглянув на бумажку с текстом песни, которую должен спеть. А потом переводит взгляд на меня. Щеки у него пунцовые, он нервно теребит бумагу. Впервые вижу его таким взволнованным, во всяком случае, в «Уголке поэта».
Наблюдаю за ним и прихожу в еще большее замешательство, когда он снимает гитару и возвращает ее на место, а потом выходит вперед, к краю сцены, оставив позади стул, на котором обычно сидит, и замирает.
– Это не песня, а стихотворение, – сообщает он и несколько раз подпрыгивает на месте и встряхивает руками. – Как вы это делаете? Я без гитары себя голым чувствую! – Мы дружно смеемся над его шуткой, пока он выбирает удобное положение и медленно выдыхает. – Ну что ж, начнем. Стихотворение называется «Мысли о тебе». Я сочинил его некоторое время назад в своей комнате. – Говоря все это, он не сводит с меня глаз.
Он опускает руки.
– Думаю, теперь всем понятно, почему я пишу песни, а не стихи.
Все неотрывно смотрят на него под впечатлением от стихотворения, гадая, кому же оно посвящено, а он по-прежнему не сводит с меня глаз, и ямочка на его щеке проступает куда отчетливее, чем раньше.
Нервно оглядываю комнату и вижу, как все постепенно понимают, в чем соль. Лицо Челси озаряется. Эмили выразительно показывает пальцем то на Эй-Джея, то на меня. Сидни ахает с притворным удивлением.
Эй-Джей спускается со сцены, садится рядом, обнимает меня за плечи.
– Ну вот, теперь они обо всем знают, – шепчет он мне на ухо.
– Уверен? – со смехом спрашиваю я, утыкаясь ему в плечо.
– Прости. Ужасно вышло.