— Вы просили явиться и срочно прибрать? — раздался рядом мелодичный голос, заставив задумавшегося Артема Николаевича невольно вздрогнуть. — Извините, я вас не хотела пугать.

— А… да, в кабинете, разбитая чашка на полу, — опомнился он, окинув взглядом стоявшую перед ним женщину лет сорока пяти в фартуке, с пышной и замысловатой прической: широкие косы цвета перезревшей вишни, уложенные вокруг головы, образовывали подобие венца. Довольное красивое, открытое лицо с тонкими чертами и чуть хитроватый или, скорее, ироничный взгляд как-то совсем не вязались с ее работой, хотя Артем Николаевич старался никогда не судить о людях по их профессии.

— А встреча-то, видать, не задалась… — послышался уже из кабинета хорошо поставленный голос уборщицы. — Вгляните, хорошо ли прибралась?

Артем Николаевич окончательно пришел в себя и понял, что с этой женщиной что-то не так. Поспешил вернуться к себе и мельком посмотрел на пол — тот действительно теперь сиял чистотой, ни одного осколка на глаза не попадалось.

— Да, благодарю вас. И раз уж мы пересеклись… — мужчина глянул на бейдж и удивленно моргнул. Это еще что за имя? — Эм, Офелия, небольшая просьба — убирайте тщательнее под столами. Сегодня пришлось чинить компьютер — и человек вылез весь в паутине.

Женщину замечание, вопреки ожиданию, не только не задело, но даже не смутило нисколько. По какой-то неведомой причине она молчала пару минут, задумчиво морща нос, а потом выдала не в рифму:

— После того скандала, что устроил мне за уборку ваш компьютерщик, я эти железяки трогать боюсь. И убирать рядом — тоже.

— Компьютерщик? — Артем Николаевич вначале не понял, а потом догадался, кого она могла иметь в виду. — Вы убирали в кабинете сисадмина и, видимо, выдернули пару проводов?

— Не знаю, но кричал он очень громко, что из-за швабры страшная поломка… — возвращаясь к своей прежней манере, продекламировала женщина.

Артем Николаевич совершенно неподобающим начальнику образом прислонился к краю стола и потер переносицу. Веселый, очень веселый день. Такое чувство, будто эта уборщица — уже галлюцинация, порожденная его измученным сознанием.

— Скажите, если не секрет, — обратился он к женщине, — а почему вы все время говорите стихами? И откуда такое странное имя? Ваши родители — поклонники творчества Шекспира?

— Но кто ж родную дочку наречет умалишенной и самоубийцей? — возразила Офелия.

— Я думаю, что день не истечет, как из-за вас я окажусь в больнице, — устало пробормотал Артем Николаевич, незаметно для себя уподобляясь собеседнице.

— Никогда не замечала, чтобы стихотворный слог на кого-то плохо влиял, — усмехнулась Офелия и грациозно опустилась на ближайший стул. — Но, если вам от него действительно нездоровится, то я пока оставлю свои упражнения.

— Что? — растирая лоб, из-под руки взглянул на нее мужчина. — О чем вы?

— Позвольте представиться: Ольга Федотова, — церемонно произнесла уборщица, едва заметно поклонившись, — когда-то известная под писательским псевдонимом Офелия.

— А, так вы бывшая писательница? — с некоторым облегчением выдохнул Артем Николаевич. Ну, хоть не псих и не «белочка».

— Писателей бывших не бывает! — горячо возразила Офелия. — Впрочем… мои стихи сорвались с гребня славы и угодили в бездну… бездну…

— Забытья, — подсказал мужчина.

— Спасибо, — последовал кивок благодарности. — Я долго боролась, пыталась вернуть признание, но читателей уже интересовали другие темы. Кто-то посоветовал мне идти мыть полы, а не заниматься подобной ерундой да еще сметь просить за это деньги… я и пошла.