Утолив жажду, Эйлин вышла из комнаты. Кажется, этот любитель поиграть на лютне и чужих нервах больше никого не разбудил. Она зашла в комнату Гробнара без стука. И пожалела об этом. Ибо зрелище обнаженного скального гнома, расхаживающего по комнате и наигрывающего на лютне, вряд ли способно было в полной мере компенсировать безвозвратно потерянный сон о Касавире в набедренной повязке. Когда ей, наконец, удалось привлечь к себе внимание Гробнара, тот подскочил от неожиданности и прикрылся лютней.
— Эйлин? Прости, то есть… это же моя комната. Ну, тогда я прощаю тебя. Я чем-то могу быть тебе полезен?
— Ты мне уже и так столько пользы принес, что дальше некуда! — свирепо ответила она.
— Тогда, может быть, ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о чем-нибудь? Спрашивай. А, может быть, ты хочешь, чтобы я разгадал какую-нибудь загадку? А, может, у тебя появились какие-нибудь мысли и ты хочешь ими поделиться? Я буду рад помочь тебе. Особенно, если ты позволишь мне одеться.
Пока Гробнар, не выпуская из рук инструмента и прыгая на одной ноге, натягивал штаны, Эйлин ясно представляла себе, как она берет лютню из рук этого престарелого амура и разбивает об его голову. «Так, дышать. Дышать спокойно. Раз, два, три…»
— Гробнар, — произнесла она, сдерживая бешенство, — скажи мне, пожалуйста, был ли у тебя хоть раз повод желать мне смерти?
— Ну что ты, Эйлин. Когда мы с тобой встретились, ты была первым человеком за долгое время, готовым меня выслушать. То, что я узнал и испытал, путешествуя с тобой…
— Тогда почему ты хочешь убить меня? — перебила она его. — Не надо, не отвечай, я знаю. Ты хочешь украсть мою лютню.
Гробнар сделал круглые глаза и замотал головой.
— Эйлин, что ты, зачем Гробнару твоя лютня?!
— Нет, я серьезно. Какая еще причина могла заставить тебя будить меня своим пением рано утром после бессонной ночи?
— О-о, — Гробнар прижал лютню к груди, — ты слышала мою новую балладу! Ну и как тебе?
Она почувствовала, что закипает.
— Ты что, издеваешься надо мной? Какого черта тебе в такую рань приспичило писать балладу?
Гробнар ничего не ответил и с мечтательным выражением лица закружился по комнате, продолжая прижимать к себе лютню и что-то мурлыкая. Эйлин кивнула и мрачно сказала:
— Так, понятно, без этой таинственной инфернальной дамы с глазами, прекрасными, как что-то там, дело не обошлось.
— Как цветы фиалки, — уточнил Гробнар. — Дорин открыла мне целый мир. Новые стихи и песни просто переполняют меня. Я спешу записать их, чтобы не забыть. Это лучшее, что я когда-либо сочинял. Вот, послушай…
Он заиграл на лютне и запел:
— Нет, нет, Гробнар, не сейчас, — прошептала Эйлин, быстро зажав ему рот, — если ты разбудишь Келгара…
— Да, ты права, — грустно ответил Гробнар.