— Оказывается, на судьбу каждого человека влияет то, как были расположены звезды, когда он родился. И его созвездие.

Касавир вздохнул, машинально приглаживая волосы на макушке.

— Тогда, должно быть, мое созвездие очень сложное и запутанное.

— Ты родился в месяц Огня, — ответила она. — Твое созвездие — Лев. Ты рожден для великих дел.

Касавир усмехнулся и сказал, зевнув:

— Это для меня не новость. Мы, похоже, все родились подо Львом.

— А еще ты умеешь вести за собой. Ты стремишься к идеалу и идешь к своей мечте, — торжественно изрекла Эйлин, надеясь, видимо, сразить его наповал таким сильным аргументом.

Касавир хмыкнул.

— Что, звезды прямо так и сказали? — Он пожал плечами. — Я 16 лет только и делал, что куда-то шел. И судя по тому, в какие дебри и тупики я попадал, мечтами там и не пахло.

Он задумался. Были ли вообще в его жизни желания, которые можно было бы отнести к категории «мечты»? Стать моряком? Построить яхту и уплыть куда подальше? Он усмехнулся. Принести хоть кому-то какую-то пользу своей жизнью или хотя бы смертью? Да, было и такое в двадцать лет. Были моменты, когда они ни о чем не думал так страстно, как о возможности съесть кусок мяса, упасть на сносную кровать в безопасном месте и проспать двое суток. Тоже на мечту не тянет. А сейчас? Какие там мечты, когда неизвестно, доживешь ли до завтрашнего вечера?

— А сейчас? — спросила Эйлин в унисон с его мыслями.

— Сейчас…

Касавир прижал ее к себе одной рукой, другой мягко взъерошил ей волосы и поцеловал в макушку, как ребенка.

— Странный у нас с тобой разговор получается.

— Почему? — поинтересовалась она.

— А ты будто не понимаешь. Рассказываешь какие-то байки Гробнара, которые он, скорее всего, сам и придумал, а я развешиваю уши. — Он покачал головой. — А ведь неизвестно, что случится завтра. Может быть, кто-то из нас станет частью истории, а может, — он отвернулся и, вздохнув, посмотрел на небо, — может, и сама история закончится вместе с нами.

Звезды, как всегда, холодно мерцавшие, словно мелкие бриллианты, рассыпанные по черному бархату, подтверждали свою полную непричастность к судьбам тех, кто смотрел на них снизу.

— А может, это застывшие слезы? — Тихо произнесла Эйлин после долгого молчания. — Слезы божеств, которые оплакивали и продолжают оплакивать наш грешный, несовершенный, но прекрасный мир.

Подумав немного, она сказала скорее утвердительно, чем вопросительно:

— Ты ведь не боишься завтрашнего дня.