– Ты так сладко пахнешь, – шептал он, прижимая ее к себе. – Это ведь для меня, правда? Ты думала обо мне, Кларисса? Представляла, что я собираюсь с тобой сделать?

Он вытер ей щеки одеялом.

– Почему ты плачешь? Ты расстроена?

Кларисса попыталась кивнуть; она едва шевельнула головой, опасаясь, что иначе задохнется.

Он потянулся к ногам кровати. Когда он снова повернулся к ней, в руке у него был нож с клинком в форме наконечника копья. Она услышала собственный стон.

– Думаю, нам стоит побеседовать о том, как ты со мной обращалась. Я обещал наказать тебя, помнишь? – Он положил нож, и она почувствовала, как черепаховая ручка коснулась ее талии. – Красивая сорочка. – Он водил ладонью по бледно-фиолетовому шелку. Сорочка задралась выше бедер; она дергала руками, пытаясь вернуть ее на место. – Ты сшила ее для пожарного? – закричал он, схватив ее за плечи.

Она отрицательно качнула головой, и удавка на шее снова затянулась. Пробежав по ней пальцами, он ослабил нажим.

– Задохнуться очень просто, Кларисса. Не думай, что сможешь так легко и быстро освободиться. – Он подобрал нож. – Он очень острый. – Приподняв подол, он натянул его и медленно повел нож в сторону ее шеи, разрезая сорочку ровно по центру. – Ты боишься? – Она беззвучно плакала, пытаясь вжаться в матрас и отодвинуться подальше от ножа. – Я вижу, что боишься. Это хорошо. Мне это нравится.

Нож замер на уровне груди, нацелившись лезвием ей в подбородок. Она едва дышала: ей казалось, что он проткнет ее, как только ее грудь хоть немного шевельнется.

– Я считал тебя настоящей принцессой. А ты оказалась такой же, как все. Сейчас ты совсем не похожа на принцессу.

Он резко дернул нож вверх, и она закричала, но из ее горла вырвался лишь какой-то мерзкий скрип; этот скрип прекратился только тогда, когда она осознала, что нож ее так и не коснулся.

– Я мог бы раздеть тебя раньше – пока ты спала, надышавшись хлороформа. Но мне хотелось, чтобы ты была в сознании. Вот о чем я мечтал. – Он перерезал одну тоненькую лямку, затем другую.

Он положил нож рядом с ее головой и, раскрыв на груди сорочку, начал выкручивать сосок. У нее снова вырвался полузадушенный крик.

– Как по-твоему, что я чувствовал, глядя на вас? Тебя это не волновало, правда? Ты меня провоцировала, Кларисса. Намеренно провоцировала. – Он сильно тряхнул ее, и она испугалась, что он сломает ей позвоночник. Мозг, казалось, ударился о череп. – Ты еще хуже, чем моя прежняя девушка. Что бы я для тебя ни делал, тебя это не устраивает. Ты прогоняешь меня и находишь другого. Другого женатого – а как же иначе! Бедная миссис пожарная… но тебе на нее наплевать! – В уголках его рта собралась слюна. – Ты ведь трахалась с ним, пока я был в тюрьме? Ты ему уже надоела. После первого же раза.

Его рука нажала у нее между ног.

– Он не знает, что тебе нужно, – произнес он, просовывая пальцы под трусы из того же фиолетового шелка, что и сорочка. Потом стянул с себя рубашку и расстегнул ремень. Она попыталась сжать бедра, но он разрезал трусы ножом и отшвырнул их в сторону, а затем рывком раздвинул ей ноги. – Из-за твоего поведения мне еще труднее себя контролировать!

Она брыкнула его ногой, и он с размаху ударил ее кулаком в живот. Он выбил из нее весь воздух; ее замутило, во рту появился соленый металлический привкус. Она подумала, что сейчас захлебнется собственной рвотой. Он чем-то обвязал ей лодыжки и притянул их к столбикам в спинке кровати. Дергая ногами, она снова и снова пыталась крикнуть «нет», но ей не удавалось выговорить даже это коротенькое слово.

Потом он начал фотографировать. Каждая вспышка отдавалась в глазах резкой болью. Она зажмуривалась, и он принимался трясти ее, требуя, чтобы она открыла глаза и смотрела на него. Наконец он отложил фотоаппарат. А потом лег на нее сверху.

Она дергалась и извивалась, пытаясь выкатиться из-под него. Он сжал кулак и со всей силы ударил ее по голове. Ее череп взорвался; мозг как будто сверлили дрелью. «Огненные ангелы», – подумала она и словно со стороны услышала свой полузадушенный крик.

К ее лицу прикоснулось что-то холодное. Она обязана была понять, что это; она знала, что, пока она не поймет, ей нельзя шевелиться; она должна лежать тихо, как мертвая. И она поняла. Поняла, что это нож, – за сотую долю секунды до того, как он наклонился и разрезал ей щеку.