Забавен разговор с Фадеевым Кирпотина в ночь на 16/Х, передаваемый Кирпотиным. Оба они винят друг друга в скандальном провале Союза в те дни. Фадеев винит Кирпотина в бегстве, а этот уверяет, что он уехал по приказу Фадеева… тот позвонил ему 15-го в ночь и сказал — уезжай. Распоряжение Щербакова. Но как же с писателями? Никаких сантиментов. Война! В Союзе жгут документы. Позвони сам Щербакову. Тот позвонил и не застал Щ. Опять звонит Фадеев. Щербакова нет. Уже нет?! Я говорил тебе, что он сказал, чтобы ты ехал, и Кирпотин поехал… Говорят, что А. Толстой везде живет по-царски. В Ташкенте у него квартира в 6 комнат и казенное содержание!.. А Вирта, когда эшелон ехал в Ташкент и не хватало пищи, проделывал следующие номера: выходил на станции в военной форме, и показывая начальнику на вышедшего из купе погулять Чуковского, говорил: “Я — его адъютант. Фамилию его называть не могу. Но если у него не будет продуктов, будет скандал в международной прессе”. В вагон спешно несли всяческое съестное и звонили на следующие станции, что едет международный старик и что ему надо приготовить дары. Вирта дал в “Знамя” роман, очень скверный, “Империя”, написанный в манере Хлестакова.
24-е. Кирпотина подвел приказ Сталина рублей на 500. Он только что приготовил для радио передачу о том, как относились к немцам наши классики, а приказ объявил, что у нас нет вражды к немцам! Туман, туман… Борьба за власть над всей землей — нелегкое дело! Думаю, что все же немцы выдохнутся скоро, нас, вероятно, постигнет та же участь. Японцы вряд ли “выдюжат” все-таки. Больше всего шансов у англоамериканцев, которые, в сущности, еще не расходовали своих человеческих ресурсов, но к победе надо прийти по аллее крестов, которой, вероятно, можно будет опоясать земной шар по экватору. Вероятно, и мы присоединимся к этой коллекции, не дождавшись конца этой кутерьмы. Возможен и другой вариант — общий распад, так как слишком велики будут потери, и мир покатится назад.
Приказ Сталина содержит в себе скрытый призыв к компромиссу, но это будет только передышкой, да и вряд ли осуществимо вообще.
Что скажет еще наша весенняя кампания? Что мы готовим для отражения удара бронированных немецких резервов? Правда, — война отобрала кадры, говорят, что многие наши генералы в июне были еще капитанами… Но уж очень слаба наша культура. К Зине пришла знакомая, приехавшая зайцем из Казани. Ее высадили по дороге за немецкую фамилию, но никто ее не проверял. Высадившись, она узнала, что по Казанской дороге в Москву попасть нельзя, но если пройти 8 км, то идет другая ж.д. линия, а по ней проехать легко. И вот она спокойно доехала до заставы, слезла и пересела на трамвай. По этой причине ее никто не проверял. Таким образом любой диверсант может с удобствами пробраться в Москву.
28-е. Приехал Захарченко из поездки в район Орла. Колхозники немцев встречали не без приятности: девушки с ними гуляли, были свадьбы в церквах; выходили за немцев. Наши, приходя, таких девиц расстреливают по соображениям, не вполне для меня понятным. Огрубение нравов: в одной деревне он видел, как деревенские дети катались на трупе германского солдата, как на санях, с горки… Странная судьба трупа — “и где мне смерть пошлет судьбина”…
Сложности с питанием: в Союзе выделены особо 35 особ, в число коих я не вхожу. Соня вошла в группком, она уже не моя иждивенка, и мне, вероятно, будут давать один обед. Детям по-прежнему не дают. Дом ученых, очевидно, мне столовой не даст: мое заявление отложено до открытия новой столовой. В Гослитиздате дают столовую только тем, кто в штате, да и то не всем. Очевидно, я отпадаю. Таким образом, несмотря на свои “чины”, я почти вне забот отечества. Ак. наук, кажется, перерешила: оставляет институт здесь. Такова последняя информация…
Март
4-е. Рассказывают подробности о Лебедеве-Кумаче, который сошел с ума во время эвакуации, когда отказались грузить его вещи. Уверяют, что он и Дунаевский стали строить рядом дачи и повесили плакат: “Нам песня строить и жить помогает!”. В Союзе писателей, кажется, устроили переворот и выгнали Архипова, который затеял “35”, включив в их число себя; ждут улучшений.
22-е. Поезда, говорят, почти не ходят из-за отсутствия топлива. Дров нельзя найти. Везде выключают электричество. Нам везет, у нас все еще горит. Печь ужасно дымит, но все же сохраняет температуру 7—8 градусов днем и 4—5 к утру.
В Союзе мне стали давать один обед без талонов, к которому прилагается 200 грамм хлеба!.. Это ценный факт, так как я не исключаю длительной разрухи и голода в чистом виде. Мы-то пока благодаря четырем обедам и запасам не испытываем неудобств. У многих в Москве голод. Дроздовская, например, не получает даже обеда и ест только хлеб. Ее родители уже просто лежат. Телеграмма из Иванова — умер еще брат у Сони, — Семен. Не набрался еще духу ей сказать. Правда, этого давно можно было ожидать, уж очень он был слаб и плох. Осталась дочь лет 6 и жена, но она мощная женщина. Все вспоминаю Шпаера.
25-е. Видел Шенгели. Он завтра уезжает из Москвы совсем, “чтобы не возвращаться больше”. Он многое для меня сделал в свое время. Счастливой ему дороги. Томашевский где-то говорил, что в Ленинграде умерло до 2 миллионов человек. Умирало до 50 000 в день… Сейчас полегчало. Дают от 300 до 500 граммов в день, а давали по 150, да и то не хлеба, а жмыхов… Кому обязаны мы этим?.. Сейчас эвакуируют через Ладогу по три тысячи человек в день… Но весна идет. Слышал, что где-то под Вязьмой мы освободили много времени бывшую в окружении нашу группу войск, очень большую, до 50 000 человек.
О потерях — один командир говорил мне, что в его дивизии осталось всего 5 человек из старого состава. Слухи о мире упорны. Когда-то я логически вычислил войну. Теперь я вычисляю мир. Оправдаются ли мои вычисления? Но в дальнейшей борьбе нашей с Германией нет смысла. Ни для нас, ни для нее. Победа любой стороны будет куплена ценой ее истощения, выгодного лишь Англии. Выйдя из войны, мы стравим немцев с Англией и лишим ее преимуществ того, кто приходит последним. А немцы, в сущности, сделали то, что им было надо: вывели нас из игры, предельно ослабив. А мир, судя по приказу Сталина, прост: очищение наших земель. Украина же будет совсем свободной. Это будет мудрым актом, довершающим сталинскую национальную политику.
Говорят, что наши генералы заявили Сталину, что надо кончать: армия дальше не выдержит. Сомневаюсь в этом: армия выдержит еще. Дело в тыле, который явно ослаб: разруха идет crescendo.
У нас холодно, от дыма вечно болит голова. Сегодня сильно тает.
30-е. Соня и Оля на седьмой симфонии Шостаковича в Колонном зале… Она уже, вероятно, кончилась, но они застряли: в 8 часов дали тревогу. Это уже четвертая. Немцы аккуратно прилетают часам к 8—9 и держат нас в тревоге часа 2. Вчера бомба упала на Маросейке, оставив на месте 2-этажного дома глубокую воронку и повредив окружающие. Оля там была. Думаю, что эти налеты — разведочные. Когда немцы определят систему огня, они полетят как следует. Увидим, если поживем… Лютик сегодня принес со двора осколок, упавший под нашим окном. Днями тает, ночью морозит. Печка дымит, но все же дает +10 градусов.
Слухи — вчера сдали Ленинград… Сумнительно. Немцы перешли в наступление, взяли Можайск и продвигаются на юге.
Заходил Изместьев. Он был в Таллине. Уезжал на пароходе рядом с “Кировым” под бомбами. У него на глазах взорвался наш миноносец, перехвативший торпеду, предназначенную для “Кирова”. Тогда же утонул В.П. Бочкарев. Очень интересный человек. Я помню его по поездке в Киев в 1937 году. Он далеко пошел бы, жаль его. Все говорят о речи Майского в Лондоне. Для меня она симптом грядущего поворота к миру, вероятнее всего “похабному”, как говорили в 1918 году. Впрочем, есть слух, что переговоры уже были, но “сам” их отклонил, так как немцы требовали Украину, Крым и нефть на каких-то особых началах.
Апрель
4-е. Слухи — Турция уже пропустила немцев. Против них мы двинули на Кавказ польские легионы…
Вернулся Захарченко — под Юхновым большие бои, крупные передвижения войск.