Обретя дар речи, я судорожно выдохнула, а потом процедила.

– Что… это? Что ты со мной творишь?!

– Так я себя чувствовала, когда умирал Натан. Прибавь к этому ощущения, которыми я догналась в мгновение осознания, что его больше нет. Нигде. Ни в одном уголке крохотной планеты. Вот мой страх, Мелани. Страх, который шел за мной по пятам с момента, как мы перешагнули порог близости. Смерть по сравнению с ним – долгожданное избавление.

Я вспомнила, как Дэя показывала мне историю Ияра. Кажется, там было что-то про связь между измененным и его потомком по первой кровной линии. О том, что с годами связь становится крепче, и вы начинаете чувствовать друг друга, как самих себя.

После наглядной демонстрации до сих пор болело в груди, и я откинулась на спинку дивана, глядя в потолок. Большинство граней жизни, которые Дэя показала, оставались мне непонятны. Но были и те, что находили отклик. И все же мне сложно объяснить её мотивы, как бы я ни старалась. Жестокость по отношению к тому, кого любишь настолько, что умираешь вместе с ним?.. Как такое возможно?

– Я не хотела, чтобы Дариан использовал его. Не хотела, чтобы все так закончилось.

– Но оно закончилось именно так, Дэя! Подумай, каким все могло бы быть… Господи, да я думаю, что он выбрал бы месяц счастья рядом с тобой взамен доставшихся ему тысячелетий.

– Ты смешная, Мелани.

– Может быть! – горячо воскликнула я. – Но я не боюсь любить, не боюсь жить сейчас, не думаю о том, что завтра какой-то Дариан все разрушит и не делаю всю работу за него!

– Замолчи.

– Почему? Для тебя это все равно ничего не значит…

– Потому что его уже не вернуть! – её крик разорвался у меня в ушах, снова заполняя болью все мое существо. Хорошо, что я валялась на диване, иначе мне грозило бы рухнуть вниз с высоты своего роста. Она кричала внутри меня, а я захлебывалась эмоциями той, что казалась мне пресыщенной жизнью, скучающей жестокой тварью. Нет, это не отменяло того, что она натворила, но я узнала, что у монстра все ещё есть душа. Черта с два мое отношение к ней можно когда-нибудь будет назвать однозначным.

Я могла ненавидеть Дэю всеми фибрами души, до зубовного скрежета желая ей как можно скорее раствориться в мировом эфире, а в следующее мгновение мне уже становилось стыдно за подобные мысли.

Я поняла, что мне удалось разбередить страшную зияющую рану, затянувшуюся тонкой коркой. Регенерация души измененного занимает не меньше времени, чем у человека. Если не больше.

Она подбежала к балкону и резким рывком открыла дверь, впуская прохладу и свежий воздух. Потом распахнула окно в спальне.

Мы танцевали. Я потерялась во времени и движениях, сочетающих в себе самые разные стили – от танго и фламенко, каких-то дикарских рваных скачек, до беллиданса и фурланы. Честное слово, я не запомнила и десятой части тех названий, которые крутились у неё в сознании, но на мой взгляд, это было нечто принципиально иное. Я в танцах не разбираюсь, но Дэя знает о них все. Ей не нужна была музыка – она шла изнутри её существа, и, надо отдать ей должное, когда мы без сил рухнули на пол, нам стало легче.

– Танец – единственная возможность выплеснуть свои чувства, не задев ни себя, ни других, - сказала она, – избавиться от внутренней тьмы.

– Я не понимаю, – шепотом произнесла я, чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме – мы остановились, но оно продолжало биться, – зачем тебе Сильвен. Ведь это он подтолкнул тебя в Сиэтл. Неужели ты думаешь, что он пойдет против Дариана?

– Ты угадала, Мелани, - я чувствовала её усталость, – он подтолкнул меня в Сиэтл, и он готов на все, чтобы избавиться от Дариана. И от меня заодно. Поэтому он мне нужен. Нужен, чтобы вонзать нож в мое сердце, раз за разом, во время ритуальных установок якорей. В Сан-Ремо я смотрела в его глаза, и знаешь, что я там увидела? Свое отражение. Он не остановится ни перед чем.

– Ему что, тоже нечего терять? – глухо спросила я, тяжело дыша. Несмотря на настежь распахнутые окна, мне не хватало кислорода, чтобы отдышаться. – У него нет никого, кто был бы ему дорог?