26
Гаррисон повернул на Марипоса-стрит и съехал на обочину. Почти на самой вершине холма, слева, располагался мой дом, увитый плющом и ледяником. На улице перед домом стоял пустой автомобиль без полицейской символики, принадлежащий офицеру, который не брал трубку.
— Хм, я был не прав, его нет в машине, — заметил Гаррисон.
Он посмотрел на меня:
— Газета все еще лежит на подъездной дорожке.
Чавес рассмотрел фасад дома в бинокль.
— На всех окнах занавески задернуты.
— Я их не задергивала.
Я уставилась на дом, пытаясь узнать в нем место, где я зачала ребенка, куда принесла доченьку из роддома, но не могла Он стал чужим. Нет, мой дом не может быть таким — с фальшивыми ставнями, выкрашенный в желтый свет, с чахлыми розочками, которые я высадила, когда по ошибке пыталась выдать себя за нормальную мать. Все было как обычно в последние восемнадцать лет. Но эта обычность пугала еще больше. Внутри из-под кровати выбрался монстр, который прячется в кошмарах каждого ребенка.
— Через две минуты мы должны услышать, как четыре самолета F-15 пролетят над зрителями парада, — сказал Чавес. — После этого первый оркестр вывернет из-за угла, и начнется шествие, и сотни тысяч людей будут веселиться.
Я почувствовала, как время ускорило бег, мне хотелось притормозить его, перевести дыхание, но, увы, остановить время не в моей власти.
— Четыре минуты, — сказала я, как будто мне нужно было услышать эти слова, чтобы поверить в них.
— Как ты хочешь войти? — спросил шеф.
— В гараже есть дверь. Габриель не услышит нас изнутри. Он или в комнате Лэйси, или в моей. Скорее всего, в дочкиной.
Я бросила взгляд на детектор движений, прикрепленный к груди.
— На каком расстоянии я должна находиться, чтобы никто… — Я не закончила.
— Если взрыв произойдет на улице, на открытом пространстве, то серьезно ранены будут все, оказавшиеся в радиусе трех метров. Но в помещении все иначе. Опасность увеличивается, поскольку взрывная волна сметает все на своем пути, и вас может ранить летящим предметом.
Я вспомнила Дэйва, исчезнувшего в клубах дыма в бунгало Суини.
— Осколками стекла или выбитой дверью.
У Гаррисона было такое выражение лица, которое можно видеть на похоронах, когда впервые ощущаешь, что близкого тебе человека больше нет.