«ТЫ».

Дух не стал ничего дожидаться, он просто бросился на девушку, оплетая ее своими липкими огромными щупальцами. Ему нужна была любая крупица энергии. Он был голоден. Он был ненасытен. Ее энергия была сильнее из-за черты Странников, и Дхэо знал это.

Он был силен. Он был везде. Фип держался изо всех сил, но особенно сильный толчок выбил его из Ширри. Внутри что-то оборвалось, и несмотря на ураганный шум вокруг, в голове стало бесконечно тихо.

Фиппа не стало. Он вернулся в свою обитель — он вновь стал одним целым с Дхэо.

«Я люблю тебя», — сказала ему Ширри, зная, что он уже не услышит. Почему мы всегда торопимся сказать незначительное и опаздываем сказать важное?

Она потянулась потоками во все стороны, но кругом был Дхэо и ничего более. Его присутствие, его сила, его злоба и… одиночество. Скорбное, безмолвное, глубокое и беспросветное одиночество. Поглотив всех дэонцев, поглотив всю планету и каждое живое существо на ней, он не заполнил пустоту внутри ни на сантиметр, оставаясь таким же несчастным, как был раньше.

Он тянул ее во все стороны, он разрывал ее плоть, пытаясь добрать до того внутреннего, что, считал он, принадлежит ему. Она молча терпела это, разжигая на всех пальцах кольца добела. Силы ее таяли на глазах, плавились и ускользали сквозь пальцы, поглощаясь жадным, ненасытным духом, приклеившемся к Ширри, как вода оплетает камень, заливаясь в любые, даже самые непроглядные щели.

Он снимал с нее слой за слоем — воспоминания, чувства, ее жизнь — добираясь до ее сердцевины. Боль терзала душу и тело, сводя судорогами и выворачивая наизнанку естество. Она проваливалась в беспамятство, на мгновение отключаясь от ужаса, а затем вновь обжигалась, приходя в сознание.

Она звала маму. И Фиппа. И Сильверра.

Но она была одна. Как бы она ни старалась найти выживших и как бы крепко ни привязалась к Фиппу и Сильверру, встречаясь лицом к лицу со смертью, она встречала ее абсолютно одна.

Дух клокотал, упиваясь; стены трещали и рушались, свет с поверхности проникал внутрь, в секунды раскаляя воздух до температуры жаровни. Но ее это не волновало. Ей до смерти хотелось вновь почувствовать их: услышать голос Фиппа, увидеть ухмылку Сильверра. Почувствовать прикосновение матери.

Горькие, удушливые слезы с криком вырвались в пустое, безжизненное пространство, и Ширри вся подобралась, будто готовясь к прыжку. Не только кольца, но и вся ее кожа, волосы, глаза, губы и слезы, струящиеся по щекам, — все зарделось огненным, опаленным жаром светом. Воздух вокруг раскалился, оттолкнув Дхэо на миллиметр. Дух отпрянул, но лишь на миг. Его хватило, чтобы Ширри оттолкнулась от земли и, вытянув руки вверх, закрутилась спиралью вокруг своей оси.

Мир вокруг рассыпался разноцветными искрами. Радуга цветов ослепила девушку, а абсолютная беззвучность оглушила. Она почувствовала себя невесомой, невидимой. И совсем неживой. Ни стука пульса в ушах, ни тяжелых, уставших всхлипов, ни криков о помощи — Ширри будто перестала существовать.

Толчок! Удар! Ее тело больно стукнулось о твердую поверхность и мгновенно обмякло, рухнув на что-то мягкое. Сознание покинуло ее, и она забылась пустым, бессмысленным сном.

Она очнулась от того, что над ухом громко трещали. Медленно, тяжело открыв веки, она вновь их закрыла — слишком ярко. Следующее потрясение — она не чувствует тела.

С губ сорвался громкий и испуганный хрип, и треск над ухом смолк. Свет перед глазами, плывший пятнами, постепенно обретал границы и плотные черты. Ширри не могла пошевелить ни головой, ни конечностями. Она заплакала от страха.

Треск возник с новой силой, а пятна перед глазами медленно оформлялись в странных существ, состоящих из единой массы. У них не было конечностей, но они переливались, становясь разными формами и разной степенью свечения: они были словно текучим, но физически осязаемым светом. Именно они трещали, но Ширри не могла ничего понять, пока вдруг над ней не зажегся синий огонек.

— Приветствую. Назовитесь.

Ширри промычала в ответ и обмякла — это мычание стоило ей многих сил.

Огонек затрещал на языке существ, и Ширри мгновенно провалилась в темноту.