– Да, действительно, вешалки нет... – сказал он чуть рассеяно. – Ну что ж, завтра же это исправят. А пока посиди так, мы ненадолго. И извини, что пришлось обождать, срочные дела.

– Я понимаю, товарищ...

– Называй меня по имени-отчеству, – по его лицу пробежала легкая тень. – Иначе наше с тобой общение будет слишком официальным, а это не соответствует действительности. Итак... расскажи мне, что это за идея с иностранными агентами?

Меня отпустило, но продолжало слегка потряхивать. Когда знаешь расклад, играть становится много легче, да и игрой это назвать сложно – простое перекладывание фишек из одной кучки в другую. Но кое-что мне всё равно не нравилось. Ещё утром я надеялся обкатать свои предложения сначала на Денисове, а потом – кого пришлют по иерархии. Но они сделали хитрый ход, и поэтому вместо партии в шашки я вынужден был играть в домино на доске для го. И теперь мне нужно было «обкатывать» иноагентство непосредственно на председателе КГБ СССР, прожженном аппаратчике, который таких зеленых юнцов, как я, употреблял на завтрак. Макс в качестве тестировщика хорош своей доступностью, но широта взгляда на проблему у него не идет ни в какое сравнение с андроповским. Это несоизмеримые величины.

В целом я бы предпочел, чтобы во время этой беседы по правую руку от меня сидел полковник Денисов, а по левую – генерал-майор Бобков. Ну а если бы тылы нам прикрывал генерал-майор Алидин, было бы совсем замечательно.

Но о подобной роскоши я мог сейчас только мечтать.

«Видишь ли, Юра...»

– Слушаюсь, Юрий Владимирович! – бойко начал я.

Мой доклад уложился в десять минут – но мне и рассказывать было особо нечего, ведь если исключить из уравнения мои знания из будущего, всё сводилось к случайному озарению. Но я сделал экскурс в наше советское прошлое, на что Андропов понимающе покивал, поскольку и сам всё это хорошо помнил. Потом я прошелся по американскому закону, который как раз и регулировал деятельность иноагентов; именно на этом я и сделал упор – наш закон нужен не для запретов, а для регулирования, иначе получится не как лучше, а как всегда. Ну и кратко описал райские сады, которые произрастут на месте Москвы и Ленинграда с Киевом, когда эта практика станет общесоюзной.

После моего рассказа повисло недолго молчание.

– Почему ты предлагаешь использовать эту маркировку не для наказания? – наконец спросил Андропов.

– Для наказания хватает существующих законов, – этот момент мы с Максом разбирали, да и в будущем вокруг него было сломано много копий. – К тому же получение денег от иностранных государств может и не приводить к ярлыку иноагента. Например, писатель Шолохов получает гонорары за зарубежные издания, но он их тратит на строительство школ и просветительскую деятельность. Но если на иностранные деньги другой писатель начинает клеветать на советскую власть, фактически работая на враждебную пропаганду – мне кажется, это совсем другое дело.

Андропов кивнул и даже слегка улыбнулся.

– Что ж, всё выглядит логично, – сказал он. – И ты, думаю, уже прикидывал, кто... кто первым достоин этого совсем не почетного звания?

Разумеется, прикидывал.

– Например, писатель Солженицын, – без промедления ответил я. – Он издается на Западе, пишет клевету на советский строй, отказываться от своих убеждений не собирается. Его произведения уже используются пропагандой противника...

– Вероятного противника, – поправил меня Андропов.

– Да, пропагандой вероятного противника. Все признаки.

Честно говоря, я ждал следующего вопроса с легким нетерпением, и председатель КГБ не подвел.

– А вы уверены, товарищ Орехов, что товарищ Солженицын пишет неправду? – и блеснул глазами за стеклами очков в тяжелой роговой оправе.