Обезьяны сна не были представлены.

Охрана осталась позади, когда Франческа провела их на сцену. Сцена была разделена на три яруса; девять бриджеров стояли на самом дальнем ярусе, лицом к аудитории, а три стояли на втором.

"Это — ваши переводчики,"объяснила Франческа. "Останавливайтесь после каждого предложения и ждите пока все они закончат." Она отметила незначительную впадину на сцене, в самом центре. "Стойте здесь, чтобы быть услышанными; в остальных местах вас не будет слышно." Ятима уже обратил внимание на необычную акустику этого места — когда они проходили через зону сильного фонового шума и через зону его отсутствия интенсивность голоса Франчески изменялась поразительно. С потолка свисали сложные акустические зеркала и и другие непонятные конструкции, а кожа глейснера сообщила ему о внезапных изменения давления воздуха, которые, вероятно, происходили от некоторой формы барьера или линзы.

Франческа прошла в центр сцены и обратилась к собранию. "Я — Франческа Канетти из Атланты. Я полагаю, что представляю вам Ятиму и Иноширо из полиса Кониши. Они утверждают, что принесли серьезные новости, которые, если это — правда, касаются нас всех. Я прошу вас выслушали их внимательно и задать соответствующие вопросы."

Она отступила в сторону. Иноширо пробормотал по лучу, "Очень мило с ее стороны, вдохнуть в собрание такое доверие к нам."

Иноширо повторил то, что он рассказал Франческе в джунглях, прерываясь для переводчиков и давая ответы на их вопросы. Сначала переводили три переводчика с внутреннего яруса, затем внешние девять предлагали свои версии; даже с акустикой позволявшей им говорить одновременно, процесс был угнетающе медленным. Ятима понимал, что автоматизация процесса была бы против всей культуры бриджеров, но у них все же должен был быть более быстрый способ связываться в аварийной ситуации. Или может быть они его применяли лишь только для определенного набора стихийных бедствий.

Когда Иноширо начал описывать предсказываемые на Земле эффекты, Ятима попытался уловить настроение аудитории. Гештальт Флешера, ограниченный его анатомией, был подавлен больше чем у его версии из полиса, но ему подумалось что большая часть лиц выражает оцепенение. Не было никакого драматического изменения, промчавшегося через зал, и он решил интерпретировать это оптимистически: всяко это было лучше чем паника.

Франческа модерировала отклики на их сообщение. Первым выступил представитель анклава статиков; он говорил на диалекте английского языка, так что интерфейс глейснера передавал его слова на этом языке непосредственно в разум Ятимы.

"Вы потеряли всякий стыд. Мы, конечно, не ожидали никакого достоинства от подобия теней умерших трусов, но неужели вы никогда не откажетесь от попытки стереть последние следы жизни с лица Земли?" Статик невесело рассмеялся. "Вы действительно поверили в то, что могли бы напугать нас этими смехотворными сказками про "кварки" и "гамма-лучи" льющиеся с неба, и тогда бы мы все в виде файлов смиренно пошли бы в ваш бесцветный виртуальный рай? Вы сочли, что несколько ужасающих слов будет достаточно, чтобы заставить нас убежать из реального мира боли и экстаза в ваш кошмар совершенства?" Он пристально вглядывался в пришедших с написанном на лице отвращением. "Почему вы не можете остаться в вашем оплоте бесконечной кротости, а нас оставить в покое? Мы, люди, падшие создания бога; но мы никогда не приползем на коленях в ваш суррогатный Сад Эдема. Я говорю вам: здесь всегда будет плоть, здесь всегда будет грех, здесь всегда будет место мечтам и безумцам, войне и голоду, пыткам и рабству."

Даже с языковым привоем, Ятима смог извлечь немного смысла из того что он услышал, и перевод на современную латынь был в равной степени непрозрачным. Он одратился в библиотеку для выяснения; полречи, казалось, состояло из ссылок на жестокое племя Палестинских богов.

Он встревоженно прошептал Франческе, "Я думал, что религия уже давно пройденный этап, даже среди статиков."

"Бог умер, но банальное мышление задержалось."Ятима не мог заставить себя спросить какие пыткы и рабство также задержались, но Франческа, казалось, прочитала этот вопрос по его лицу и добавила, "Здесь много риторики о свободе воли. Большинство статиков не жестоки, но они рассматривают возможность жестокости как существенное для добродетели — то. что философы называют "ошибкой Заводного Апельсина". Так в их глазах, автономность делает полисы некоторым видом аморального Ада, выдающего себя за Эдем."

Иноширо сделал над собой усилие, чтобы отвечать, на английском. "Мы не просим, чтобы вы пришли в полисы, если вы не хотите этого. И мы не лжем для того, чтобы испугать вас; мы только хотим, чтобы вы были подготовленны."

Статик улыбнулся невозмутимо. "Мы всегда подготовлены. Это — наш мир, не ваш; мы понимаем свои риски."

Иноширо стал серьезно говорить о защите, о свежий воде, и о выборах способа поставки продовольствия. Статик прервал его, громко рассмеявшись. "Последняя катастрофа тысячелетий. Предрассудок для испуганных детишек."

Иноширо был поставлен в тупик. "Но и что же — гигатау потеряно впустую!"

"Сказанного достаточно, чтобы увидеть вас насквозь." Статик поклонился насмешливо, и его образ исчез.

Ятима пристально глядел на пустой экран, не желая принять то, что это казалось очевидным. Он спросил Франческу, "Есть ли другие в его анклаве, кто услышал, что говорит Иноширо?"

"Несколько, почти несомненно."

"И они могли бы решить продолжать слушать?"