Мне стало легче на душе. Все текло своим чередом, на носу были новогодние праздники. В этом году решили собраться у Стаса на Рождество. Оля была в положении, как мне сказали по секрету. По внешнему виду было пока этого совершенно незаметно, так как токсикоза у нее не было. В начале десятых чисел декабря я занес домой елку и поставил ее в гостиной. По дому растекался аромат свежей хвои, по вечерам я топил камин и сидел в кресле с книгой. Читал все подряд, от Жюль Верна до святоотеческой литературы. Режим работы «сутки через трое» позволял все успеть. Но иногда становилось жутко и тоскливо в пустом доме, тогда я открывал Евангелие и читал до полуночи, в большинстве случаев засыпая в своем кресле. За окном кружил снег, утро начиналось с разминки с лопатой в руках, чтобы открыть ворота. В канун Нового года была не моя смена, и я дал Стасу слово, что приду. Ира с дочерьми, Стас с семьей и я. Тихий семейный ужин. Мне было очень стыдно туда идти, стыдно, что я не смог уберечь их близких от беды и их самих от горя. Прошло два с лишним месяца, но казалось, что все было только вчера. Смотреть в глаза Ирине было настоящим испытанием. И я решил не идти.

В новогодний вечер я сидел в гостиной, смотрел на огонь и потягивал арманьяк. Рядом лежал мамин поэтический сборник, с ее закладкой. Я перечитал тот стих, на котором она остановилась.

«Тревоги не ушли, есть в сердце ожиданье.

Что черствости моей придет вот–вот конец!

Я знаю много, много с меня взыщут,

Не будет там поблажек за грехи.

Что пожелать? Не знаю, все имею.

Себе все также пулю лишь бы пожелал,

И крест на шее, на плечах каменья,

Удел всех тех, кто прелесть жизни презирал.

Спасибо всем, кто каждый день со мной,

Что вы даете смысл моей мечте.

Забыть сомненья, ложный стыд и страхи,

По жизни путь свой навсегда определить.

Не помнить зла, не обижаться мелким,

Повыше стать вседневной суеты…

Глас Ангела внутри услышать,

Понять, что нужно нам сейчас.

И не назвать горчицу сладкой,

И светом тьму не нарицать.