Да, мадам Марта, в доме которой, именуемом Маунт-Вернон, мы только что были в гостях, варит кофе в большом чугунном котле. Однако ее супруг – высокий, чуть сутуловатый человек с яркими голубыми глазами – находил сей кофе превосходным. Впрочем, разговаривая с ним, я менее всего думал о вкусе темного напитка. Я называл этого человека «господин генерал», и в разговоре – очень важном, секретном – речь шла…

– Прошу вас, гражданин! Самый крепкий!

Я очнулся, кивнул и осторожно взял большую фаянсовую чашку. Воспоминание не отпускало. Высокий, чуть сутуловатый человек… Бросив взгляд в дальний угол, я вздрогнул – на меня смотрело его лицо – гипсовое, холодное. В жизни этот человек совсем другой, хотя ныне именуется совершенно чудовищным титулом – Его Высочество Мощь и Сила, Президент Соединенных Штатов Америки и Протектор их Свобод. Впрочем, обычно его зовут, как и прежде – просто «генерал»…

– А это – знаменитости, – хозяин вновь верно оценил мой взгляд. – Которые из гипса, те – просто из уважения. А портреты – это, стало быть, посетители.

Гипсовых знаменитостей, включая того, у кого я пил сваренный в котле кофе, оказалось четверо. На остальных я и глядеть не стал. А вот портреты…

– Они что, здесь все бывали? Бюффон, Гольбах…

– И Вольтер тоже бывал, – хозяин довольно ухмыльнулся. – Только портрет его сняли пока – уж больно мухи гражданина философа засидели. Подновим – снова повесим! А чего удивляться? Покойный господин Прокоп, земля ему пухом, за-ради этого заведения целых три дома купил, да перестроил, да зеркала повесил. А кофе? Такой раньше только в «Синем циферблате» варили. В «Синем циферблате» – и у нас…

– Что?!

Кофе внезапно потерял вкус. «Синий циферблат»! Оказывается, там варили очень хороший кофе…

– Ну, это когда было! – махнул рукой хозяин и вновь с достоинством выпустил облако сизого табачного дыма. – Лет тридцать тому! А потом тамошний хозяин помер, а наследник вместо кофе стал сидр подавать. Сидр, прости господи! Ровно в деревне!

Я вытащил папелитку, закурил и стал глядеть в сторону, боясь бросить лишний взгляд на хозяина. Не спугнуть! Достойный гражданин разговорился, сейчас главное – не мешать…

– А, «папелито» курите! – в голосе прозвучало явное неодобрение. – И совершенно напрасно, гражданин! Я вам так скажу – испанцы только табак переводят! Трубка – это дело правильное! И кофе мы варим правильно! Честно говоря, гражданин, покойный господин Прокоп кофе варить не очень-то умел. Он вначале у одного грека служил. Или армянина, уже не упомню. Того звали как-то странно. Хатарюн, что ли? Ну, дело там не пошло. А потом господин Прокоп изловчился и переманил одного парня аккурат из этого самого «Синего циферблата». Тот кофе варил, я вам скажу! Мой дедушка рассказывал, что ложка в кофе стояла! Больше одной кружки в день такого не выпьешь! Вот с того времени и…

– А «Синему циферблату» не повезло, – равнодушно бросил я, по-прежнему глядя в сторону.

– А сами виноваты! Место у них неплохое, клиентов хватало. Нечего было на сидр переходить! Было кафе, стал кабак, прости господи! А так бы конкурировать пришлось, ведь это рядом совсем. Три квартала…

– К северу? – Я вовремя вспомнил, что на юге – Сена.

– А, бывали там! – хмыкнул хозяин. – К северу, понятно. Три квартала, да налево, площадь Роз. Да какие там розы, гражданин! Сами небось видели – ни деревца, ни кустика…

Я уже не слушал. Все оказалось очень просто! Три квартала, несколько минут ходьбы. Хотелось вскочить, броситься к двери…

Но я вовремя сдержался. Сейчас поздний вечер. Такие кабачки, где наливают сидр, обычно в это время уже закрыты. А я ведь даже не знаю, кого там искать! Хозяина, слугу, служанку? А может, искать никого не надо, мне там могли просто оставить письмо… Нет, надо ждать. Завтра утром…

Хозяин продолжал что-то рассказывать, я кивал, кажется, даже отвечал, не думая, вернее, думая совсем о другом. Кажется, все скоро кончится. Плохо ли, хорошо, но кончится. Я у цели, я почти у цели…

Обратно я решил идти пешком, благо дорога запомнилась. Улицы были пусты, если не считать патрулей, неторопливо бродивших по ночному городу. Пару раз меня останавливали, но придираться к доброму гражданину Люсону, возвращавшемуся в гостиницу «Друг патриота», никто не стал. Я отвечал, почти не соображая, что говорю. Все вокруг стало казаться нереальным, странным: ночные улицы, дома с плотно закрытыми ставнями, усатые физиономии патрульных. Внезапно я ощутил, насколько устал. Весь день я притворялся живым – и, похоже, притворялся неплохо. Но как это тяжело! Господи, как это было тяжело! Мне ведь уже ничего не нужно – и никто не нужен! Скорее бы настало утро – утро, несущее покой…