Я выписал строчки на отдельном листке и попытался вспомнить, откуда сие. Не Мольер, конечно, не Корнель. Что-то определенно поновее, причем автор явно нечасто беседует с музами. Впрочем, дорога оставалась открытой. В Париже немало любителей поэзии…

Стук в дверь прервал невеселые мысли. Решив, что это коридорный, точнее «гражданин коридорный», я быстро спрятал бумаги и хотел крикнуть «Да!», но решил проявить революционную вежливость и подошел к двери.

– Гражданин Люсон?

Девушка… Или молодая женщина, но никак не старше тридцати. В углах губ змеились морщинки, но глаза светились молодо, ярко. Дорогая накидка, на голове странная круглая шляпка…

– К вашим услугам… гражданка.

Говорить даме «гражданка» – поистине преступление перед французским языком. Но мало ли кто бывает в заведении мамаши Грилье?

– Чем могу служить?

Поначалу мелькнула мысль о скучающей соседке по этажу. Но я тут же сообразил – соседке ни к чему надевать теплую накидку.

– Разрешите ваше удостоверение?

Я чуть было не ляпнул: «А ваше?», но прикусил язык. Шутки кончились. Взгляд гостьи был холоден и суров.

Бумагу из Сен-Марсо она изучала долго, хотя и не так, как мадам Вязальщица. Наконец гостья кивнула и слегка улыбнулась.

– Извините. Здравствуйте, гражданин Люсон!

– Здравствуйте, гражданка… – начал я, пряча бумагу. Намек был понят. Девушка вновь улыбнулась и покачала головой:

– Это неважно. Вам просили напомнить… «Некогда против трехсот мириад здесь сражалось четыре…»

На миг я оторопел, а затем улыбнулся в ответ. Похоже, без знания поэзии в Париже не сделаешь и шага. Например, без стихов Симонида Кеосского в переводе Ракана.

– «…Тысячи ратных мужей Пелопоннесской земли. Путник, пойди, возвести нашим гражданам в Лакедемоне…»

– Благодарю вас… – Улыбка исчезла, лицо вновь стало суровым. – Ваш друг просил передать… «Гражданин! Твой подвиг во имя Республики, Единой и Неделимой, высоко оценен. Но враги нации не дремлют. Они куют смертельное оружие, чтобы поразить Революцию…»

Странно слушать такое, тем более не в дурной пьесе, а в жизни. Да и в дурной пьесе этакая дичь воспринималась бы плохо. Но внезапно показалось, что я слышу совсем другой голос – мужской. Негромкий, холодный, как лед…

– «Ты будешь нужен, гражданин! Пока же советую тебе добродетельно отдохнуть, но вспомни наш спор и не пей шампанское, ибо шампанское – яд свободы. Прощай и до скорой встречи!»

Вам повторить? – девушка вновь улыбнулась, заговорив своим нормальным голосом. Я покачал головой, почувствовав горькую обиду. Стоило путать следы, пугать до полусмерти достойного патриота в Сен-Марсо, цеплять дурацкие очки! Нашли! Вернее, нашли не меня, а национального агента Шалье, который, оказывается, любил шампанское…