Они стояли в холле среди раскидистых пальм в кадках, под голубым плафоном, напоминавшим кусочек неба. Глаза Вероники, зеленые с коричневыми крапинками, смотрели на него так выразительно, с таким ожиданием, что Сергей просто был обязан пригласить ее с собой, даже при условии, что он никуда не шел, а собирался лечь в постель.

— Устал… — сказал Кузьмин. — Пойду лягу.

— Хорошая идея, — похвалила его Вероника. — Последую-ка и я твоему примеру.

Слова Вероники нужно было понимать буквально. Но Сергей не понял. Он поднялся в свой номер, разделся, принял душ и забрался в чистую, широкую постель, рассчитанную скорее на двоих, чем на одного. Душ разогнал сон. Сергей лежал в темноте, спиной к двери, стараясь избавиться от мелькающих перед мысленным взором деревьев, когда дверь тихонечко открылась, тут же закрылась, щелкнул замок, и в номер на цыпочках прокрался Оглоблин.

— Да не сплю я. Можешь не маскироваться, — не поворачиваясь, сказал Кузьмин.

Данила ничего не ответил. Слышался только тихий шелест поспешно отбрасываемой одежды.

— Как прошла встреча? — не поворачиваясь, спросил Сергей.

Данила промолчал и вдруг… полез в его постель! Кузьмин настолько обалдел, что ничего не успел предпринять, застыв, будто в столбняке. Он почувствовал, как скользнула по его ногам гладкая кожа, как прижалось к спине что-то мягкое и горячее… И только уловив тонкий аромат духов, все понял.

— Вероника?! — прошептал Кузьмин.

— Если ты меня оттолкнешь, — услышал он знакомый хрипловатый голос, — я покончу с собой.

Пока Сергей лихорадочно размышлял: ее слова — это всего лишь игра или все на полном серьезе? — губы Вероники уже обжигали его плечо и шею, а ее рука гладила его грудь, перемещаясь в сторону живота и далее в том же направлении. Нужно было срочно что-то делать. Но Кузьмин упустил момент, когда еще мог контролировать ситуацию. Голова предательски отключилась, передав все управленческие функции спинному мозгу.

Кузьмин, вспыхнув, перевернулся на спину. Вероника тут же скользнула ему на грудь, и губы уже обжигали его лицо. Ладони Сергея двинулись по ее спине и вдруг наполнились ее ягодицами. Вероника замерла, прижавшись щекой к его щеке.

— Вероника, — прошептал Кузьмин.

— Ника… Зови меня Ника, — попросила она и добавила: — Только, пожалуйста… не торопись.

Сергей ничего не ответил, поймал ее губы своими губами, обнял и бережно, но властно подмял под себя…

— Зачем ты это сделала? — спросил он, когда все было позади, туман в голове немного рассеялся и края сознания деловито грызла совесть, всегда почему-то остающаяся ни при чем — чистенькая.

Ника, прилепившаяся к нему влажным боком, вздохнула, провела указательным пальцем по его груди.

— Я ничего не сделала, — тихо произнесла она. — Меня кинуло к тебе… Что я могла? Наступить себе на горло, а потом казнить себя за то, что наступила? Нет… Сегодня была моя ночь, и я ее не упустила. Завтра все будет по-другому. Я знаю. Ты уже жалеешь… Но несколько минут назад ты стонал от наслаждения. Ведь стонал?

Ника ущипнула его за сосок.

Кузьмин ничего не ответил. Он действительно стонал. И сейчас готов был стонать, слушая Нику. Ведь тогда, в доме на Фонтанке, он именно наступил себе на горло. Он оттолкнул Веронику. Правда… ничего произойти и не могло. Но откуда у него такое ощущение, что он упустил свою ночь? И вот он гонится за ней по свету, за этой упущенной ночью, в надежде все вернуть. А вот вернет ли?