Приехали довольно быстро. Всю дорогу Виктор напряженно вглядывался в окно, но при этом ничего не замечал.
Выйдя из машины, он приказал водителю уезжать — домой он доберется сам. Оставшись один, Виктор оглянулся. По обе стороны чернели, как две полосы, концы бесконечной дороги, вдоль которой, неровной стеной тянулись тусклые витрины многочисленных магазинов и ателье. Большие, неформатные, ночью в свете фонарей они все казались одинаково серыми и невзрачными. На их фоне маленькое кафе, находившееся поодаль от них, смотрелось еще более одиноко. Скромно, но не теряя достоинства, втиснувшись между однотипными кирпичными домами, оно загадочно переливалось в свете такого же одинокого фонаря. Виктор внимательно посмотрел на это относительно крохотное здание своим оценивающим взглядом. Что-то в нем тревожило его с тех пор, как он согласился встретиться здесь. Сотый раз коря себя за этот поступок, Виктор никак не мог понять, что не так может быть с обычным кафе, таким же, как и многие другие, в которых он бывал. От бессилия Виктор сверлил его взглядом словно пытаясь разоблачить, но из этого ничего не вышло: окна отражали спокойствием, стены не издавали ни звука.
Сзади послышались еле различимые шаги. Виктор обернулся — за ним стоял пожилой мужчина в сильно изношенной одежде. На плече у него висел пакет, от которого шел неприятный запах.
— Парень куришь? — спросил озабоченно старик.
— Курил раньше. Потом бросил. Но теперь снова…начал, — ответил Виктор, а сам подумал, зачем он все это ему рассказывает. Потом полез в карман брюк, вынул оттуда недокуренную пачку сигарет и протянул ее бродяге. Тот воспринял это как сокровище и тут же бережно положил ее себе в грязный карман.
— Спасибо, сынок. Век помнить буду…А ты чего тут делаешь ночью?…Выпил что ли? — и лукаво подмигнул.
— Нет, — Виктор, не обращая на него взгляда, продолжал стоять и смотреть. — А то что я здесь делаю, это уже не твое дело, отец.
— Понятно, понятно", — мужчина уже собрался уходить, как Виктор вдруг решил его окрикнуть и спросил:
— Послушай отец. Ты ведь давно на свете живешь. Всех в городе знаешь. Скажи мне, знал ли ты хозяина этого кафе?
— Хгех. Чего ж не знать. Знал. Замечательный был человек. Большой души был человек. Он меня, бездельника, накормил первоклассным супом из куринных потрошков. Век его за это помнить буду. Но, к сожалению, нет его уже с нами, — и старик, достав подаренную пачку сигарет, дрожащими руками закурил.
— Что с ним случилось? — лицо Виктора продолжало быть непроницаемым.
— Да сбили его, бедного. Недалеко, в двух кварталах оттуда. Какой-то мажор обдолбанный на своем Мэрсе задавил и дальше поехал.
— С чего решил, что именно мажор это был?
— Так, а кто ж еще? Дело ведь ночью было. Вот как сейчас. Домой он возвращался. Думал остановится водитель или что проскочет, кто его сейчас разберет, да не вышло. Истек кровью на асфальте. Может и выжил, если бы скорую сразу вызвали. А этот салага, видимо, даже не заметил его. Когда нашли — поздно уж было. Я потом не раз приходил к той дорожке. Долго на ней красное пятно держалось. Там и простился с ним, — из прокуренного рта заструилась тонкая полоса дыма.
— У него кто-нибудь остался?
— Дочка у него была. Молоденькая, совсем еще девочка. Она же его и нашла. Из дома не дождалась, вот и побежала искать. Бедная девочка. Он ведь ее один растил, без матери, — продолжал рассказывать старик, так будто сам присутствовал при этих событиях. В этом был его дар.
— А дочку знаешь, как звали?», — в лице Виктора что-то изменилось.
— Хм…не помню. То ли Раисой он ее звал, то ли Лизой…., — задумался старик и закурил новую сигарету.
— Может…Алисой?
— Ага, точно, Алисой ее звали! — заулыбался он. — Так ты тоже его знал, да? Хороший был человек, ничего не скажешь. Готовил как. А закончил как последняя собака», — продолжая бормотать себе под нос, мужчина оставил Виктора и медленно поплелся вдоль дороги, пока его искривленная старостью фигура не скрылась в глубокой ночи.