– Совершенство, – провозгласила Леандра в первый день нашего возвращения, – гарантия нашего благополучия. Наши инвесторы ожидают его.
И я открыла глаза, отчетливо понимая, что академия сделает все, чтобы инвесторы были довольны. Даже если это означает, что им придется переделывать нас снова и снова.
Чуть позже, когда мы возвращались в школу, мистер Петров и его жена встречали нас на лестнице, гордо улыбаясь и приветствуя взмахом руки.
Аннализа шепчет мне, чтобы я улыбалась, – разумеется, с иронией, – когда мы выходим из автобуса. Я замечаю, что Леандра с любопытством наблюдает за нами, но я быстро прохожу мимо, вежливо ей кивнув.
Как только мы оказываемся в здании, смотритель говорит, что его уже тошнит от нашего вида, – вероятно, в шутку, – а затем возвращается в свою комнату и захлопывает дверь. Мы предоставлены самим себе, так что мы стоим в холле, и я чувствую, как улетучивается моя веселость.
Валентина подходит ближе и пристально смотрит мне в глаза.
– Что? – спрашивает она. – Он не сможет помочь?
– Не знаю, – отвечаю я. – Но… вы все должны кое-что узнать. Нам нужно… – Слова застревают в горле, они ужасают меня, и я отвожу девушек в свою комнату. Я собираюсь разрушить их мир.
Аннализу тошнит в моем туалете, она шумно всхлипывает. Марчелла смотрит прямо перед собой, а Бринн держит ее за руку и снова и снова повторяет шепотом, что ничего не понимает. Валентина стоит у окна и смотрит на улицу. Рядом со мной неподвижно сидит Сидни – думаю, она тоже потрясена.
Сложно объяснить, почему мы так реагируем, ведь все это не стало для нас полной неожиданностью – признаки истинных намерений академии можно было заметить с самого начала. Но от этого они не становятся менее ужасающими.
– И ты говоришь, – шепчет Сидни так тихо, что я ее едва слышу, – что наши родители знают?
– Если это и правда наши родители, – отвечаю я, и она вздрагивает, услышав это. – Но да, думаю, они знают. Все они все знают.
Она поворачивается ко мне. Слезинки висят на ее длинных ресницах.
– А тебя сбила машина? – спрашивает она.
– Тогда почему с тобой все в порядке? – спрашивает Бринн. – Почему у тебя нет шрамов? – Она лихорадочно осматривается по сторонам, словно ищет хоть какое-то опровержение. – У нее ведь были бы шрамы, верно?
– Сломанные кости, – говорит Аннализа, выходя из туалета и вытирая рот салфеткой. – Порезы, ушибы и тому подобное. Но врач использовал какие-то технологии, чтобы снова починить тебя. Так же, как он залатал твое колено. Я видела в документах, что они могут проводить подобный ремонт. Куклу можно чинить снова и снова. Должно быть, это удобно.
Хотя мысль об этом приводит меня в ужас, это по крайней мере объясняет, почему у меня ничего не болело, когда я очнулась. Аннализа садится рядом с Сидни. Я рассказала им все, и теперь нам остается лишь понять, как использовать эту информацию.
– Меня не было с вами, – тихо говорит Бринн.
Марчелла смотрит на нее и видит, что она чувствует себя лишней, хотя вряд ли кто-то захотел бы быть частью происходящего. Она не была в числе первых учениц. Думаю, она внезапно почувствовала себя одинокой, отдельной от нас.
– Теперь ты здесь, – шепчет Марчелла, касаясь ее щеки. – Мы никуда тебя не отпустим.