Но я вижу в ее глазах знакомый блеск. Ее взгляд меня успокаивает – сама не знаю почему.

– Нет, – шепчу я. – Не принимала.

– Хорошо. Они заставляют тебя быть спокойной, когда тебе следует злиться. – Она улыбается. – Обсудим все позже.

Она коротко обнимает меня, и это неожиданное прикосновение ошарашивает. Затем она проходит мимо меня по коридору, а я смотрю ей вслед. Я не знаю, как понимать ее действия. Очевидно, я чего-то не помню. Но Валентина всегда держалась немного в стороне от меня и остальных девушек. Может, из-за того, что я тоже прошла терапию контроля побуждений, мы стали ближе друг к другу? Надо будет спросить Сидни.

Я все еще немного растеряна, но разглаживаю юбку руками и выпрямляю спину, а зачем стучусь в дверь доктора Грогера. Он приглашает меня войти. Увидев меня, он хватается за сердце, изображая преувеличенное удивление.

– Честное слово, Филомена! Сегодня ты великолепна.

Улыбнувшись, я благодарю его за комплимент. Затем подхожу к застеленному клеенкой смотровому столу и запрыгиваю на него, болтая ногами.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он и демонстративно хмурится. – Твои подруги очень беспокоились о тебе.

Я тоже беспокоилась о них. Вспомнив о том, как оказалась в одиночестве после терапии, я ощущаю укол боли в сердце. Хотя во время терапии я то теряла сознание, то просыпалась снова, я помню, что скучала по своим подругам.

– Великолепно, – сообщаю я, сдерживая улыбку. – Я очень довольна.

– Отличные новости! – произносит он, торжественно поднимая руки. – Антон сказал, что ты очень хорошо отреагировала на лечение. Я и не сомневался, – с улыбкой добавляет он.

– Спасибо, что верили в меня.

Доктор Грогер достает из кармана халата шприц и снимает с него чехол.

– Теперь, если ты не против, – говорит он, – я возьму у тебя немного крови, чтобы сделать анализ.

Я сутулюсь (боль – это неприятно), но покорно закатываю рукав. Вытянув руку, я встревоженно наблюдаю, как он протирает сгиб локтя спиртом. Пока он занят этим, я пристально рассматриваю его лицо, вижу капельку пота у него на лбу. Он… нервничает?

Я вздрагиваю, когда он вводит иглу в мою вену. Извинившись, он набирает целый шприц крови. Думаю, мы оба удивлены тем, какая она темная. Словно черно-зеленая, а не темно-красная, как обычно. Это пугает меня, но, заметив, что я смотрю на шприц, доктор улыбается.

– Не о чем беспокоиться, – поясняет он. – Иногда наши органы сбиваются с ритма, когда мы проходим такое интенсивное лечение.

Он говорит «мы», словно сам проходил подобные процедуры, но я решаю не указывать на это ложное утверждение. Это было бы грубо.

Доктор Грогер велит мне прижать к месту укола сложенный кусочек марли, а затем вытаскивает иголку. Он направляется к столу и делает отметку в какой-то папке, а затем прячет шприц в ящик стола. Демонстративно заперев его, он кладет ключ в карман. Он наблюдает за моей реакцией, но я бессмысленно смотрю на него и не сразу вспоминаю, что нужно улыбнуться.

Кивнув, он подходит и перевязывает мне руку светло-розовым бинтом. Доктор стоит передо мной, очень близко. Достает фонарик и светит мне в глаза, внимательно рассматривая меня.