Ребекка наклоняет голову, словно вопрос ее озадачил.

– Да, – наконец говорит она. – Антон сказал, что я прошла интенсивный сеанс терапии, и он научил меня справляться с проблемами. Теперь я чувствую себя на все сто процентов. – Она улыбается. – Он мной очень гордится.

Ида хмурится, а потом кивает, словно это и правда великолепно. Она продолжает спокойно есть, но я замечаю, что она немного отодвигается в сторону, чтобы сидеть подальше от Ребекки.

А я тем временем наблюдаю за ней. Я пытаюсь подметить малейшие изменения в ее поведении, чтобы предположить, через что предстоит пройти мне самой, если я решусь исполнить наш план.

Что, если я в итоге стану такой же покорной, ничего не понимающей? Я нервно сглатываю, представляя эту жуткую перспективу. Но потом над столом нависает тень – Валентина подходит и садится с нами, заняв место Леннон Роуз. Я вижу, как Сидни морщится, но все-таки не просит Валентину пересесть.

– Нам нужно провернуть все до экскурсии, – предлагает Валентина, шепча себе под нос, чтобы со стороны не было заметно, что она что-то говорит.

У меня внутри все сжимается, по коже пробегают мурашки.

– А когда экскурсия? – спрашиваю я.

Она смотрит на меня, ее карие глаза сверкают. Лицо безупречно, как обычно.

– В среду, – отвечает она. – Я слышала, что профессор Левин об этом упоминал. Думаю, поедем в кино. В любом случае, мы окажемся за пределами академии. У нас будет больше возможностей. Но нам будет намного сложнее, если мы не будем знать, с чем имеем дело.

– О чем вы? – спрашивает Сидни, переводя взгляд с Валентины на меня. – В чем дело? Что вы задумали?

Она встревожена, и я знаю, что, когда я ей все расскажу, ей станет еще тяжелее.

Я как следует поразмыслила над тем, чтобы специально попасть на терапию контроля побуждений, и обдумала разные варианты. Конечно, мы можем просто сбежать, но что мы скажем? Что помешает нашим родителям просто отослать нас обратно? Куда мы отправимся, если не домой? Джексон говорил, что мужчины, которые руководят академией, имеют немалую власть. Что он вообще имел в виду?

И дело не только в этом. Не только в том, чтобы сбежать из школы. Где Леннон Роуз? Что они сделали с ней? Что, если… Я обрываю эту мысль. Я не хочу даже думать, что с ней могло случиться что-то ужасное. Я даже не впущу эту мысль в свой ум. Нам нужно знание, мы просто изголодались по нему. И это мой шанс получить ответы, даже если я рискую. Но дело не только во мне, дело в нас. Во всех девушках…

Я наклоняюсь над столом и жестом призываю подруг сделать так же. Как можно быстрее и тише я рассказываю им свой план – рассказываю, что собираюсь попасть на терапию контроля побуждений. Мы знаем, что после процедуры просыпаемся в специальной комнате. Так что, пока я буду там с Антоном, они должны будут поискать какую-то информацию в его кабинете – сведения о школе и ее инвесторах. А когда я вернусь с терапии, они должны позаботиться о том, чтобы я не принимала витамины. Я хочу, чтобы они показали мне стихотворения, чтобы напомнить, за что я борюсь.

– Надо разобраться, что школа с нами делает, – говорю я. – Разобраться почему. И разобраться, как все исправить. Но… не позвольте им стереть память о терапии, – прошу я, чуть не плача от одной мысли об этом. – Не хочу пройти через это и обнаружить, что все было зря.

– Не бойся, – обещает Марчелла и касается моей руки.

Валентина улыбается, словно все в порядке, но Сидни, сидящая рядом со мной, всхлипывает. Я смотрю на нее и прошу ее не плакать.

– Я не могу допустить, чтобы ты сделала это, – говорит она. – Мена, если они и правда творят подобное, я не могу…

– Случилось еще кое-что, – шепчу я.