– У тебя нет никакого права указывать мне, что можно, а чего нельзя!
– ¿Que no?[43] – возражает Мануэль.
– Что слышал! – не отступает Фифи.
Мы одна за другой выходим, подбадривая Фифи себе под нос. Через несколько минут мы слышим, как пикап с ревом уносится прочь по подъездной дорожке, и в спальню входит всхлипывающая Фифи.
– Фифи, он сам напросился, – говорим мы. – Не позволяй ему собой помыкать. Ты вольный дух, – напоминаем мы ей.
Но не проходит и часа, как Фифи уже звонит Мануэлито и умоляет его о прощении.
Мы даем ему прозвище М. Г. в честь марки автомобиля, которую считаем слегка вульгарной, – такую мог бы выпросить в подарок у своего папи один из наших старших кузенов, чтобы пускать пыль в глаза островным девушкам. При упоминании его имени мы ревем воображаемыми двигателями. Он такой тиран! Р-р-р-р-м-м. Он пытается сломить дух Фифи! Р-р-р-р-м-м-р-р-р-м-м.
Через несколько дней после случая с книгой Мануэль Густаво приезжает к нам на обед, а поскольку Фифи еще на уроке испанского, мы решаем провести с ним небольшую беседу.
Йо начинает с вопроса, слышал ли он когда-нибудь о Мэри Уолстонкрафт. Как насчет Сьюзен Энтони? Или Вирджинии Вульф?
– Это ваши подруги? – спрашивает он.
Из уважения к невидимому сестринству, поскольку наши тетушки и кузины считают очень неженственным воинственно заявлять о своих правах, Йойо вздыхает, и все мы закатываем глаза. Наши попытки повысить здешнее самосознание потерпели полную неудачу. Мы словно тянулись к соборному потолку из подземного туннеля или что-то в этом роде. Однажды мы насели на тетю Флор, и она в ответ ткнула пальцем в сторону своего большого дома, ухоженного участка и каменного купидона, устроенного так, чтобы у него изо рта лилась вода.
«Взгляните на меня, я королева, – заявила она. – Моему мужу приходится каждый день ходить на работу. А я могу спать до полудня, если захочу. К чему мне сражаться за свои
Йойо передает слово Карле, будущему психологу, которая умеет завоевать расположение людей с помощью легкой беседы. Йойо называет это «режимом подслащивания пилюли».
– Мануэль, почему тебя так расстраивает, когда Фифи делает что-то для себя? – берет его в оборот Карла, руководствуясь учебником психологии для начинающих.
– У местных женщин так не принято. – Ступня Мануэля Густаво, лежащая на его колене, покачивается вверх-вниз. – Возможно, вы в своих Соединенных Штатах Америки поступаете иначе, – тон его голоса балансирует между поддразниванием и насмешкой, – но к чему это приводит ваших gringas[44]? Большинство из них разводятся или остаются jamona[45] и за неимением лучшего принимают наркотики и спят с кем попало.
– Р-р-р-м-м, р-р-р-м-м, – газует Сэнди.
– Мануэль, – увещевает его Карла. – Видишь ли, у здешних женщин тоже есть права. Они предусмотрены даже доминиканским законом.
– Да, у женщин есть права, – соглашается Мануэль. На его лице появляется кривая ухмылка: он собирается сострить. – Но штаны носят мужчины.
Революция на пороге. У нас есть неделя, чтобы выиграть битву за сердце и разум нашей Фифи.
Вечера на Острове мы с кузинами проводим на Авениде. Это веселая главная улица, заставленная машинами и конными колясками для туристов, желающих прокатиться по побережью при свете луны. Отели и ночные заведения так ярко освещают небо, что, проезжая мимо, можно различить лица людей. Крутится мельница сплетен. Марианела изменила Учо с Клаудио. Маргарита выглядит чересчур беременной, учитывая, что со свадьбы прошло всего два месяца. Зацените мини-юбку Пилар – это с ее-то слоновьими ногами! Божечки, хоть бы в зеркало на себя глянула.