Книги

Девочки Гарсиа

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты встречаешься со славным юношей, – хором отвечаем мы.

Фифи впадает в растерянность, а потом смеется.

– Молва не дремлет?

Мы киваем. Она объясняет, что ее славный юноша – это наш кузен Мануэль Густаво.

– Славный кузен, – быстро добавляет она.

– Кузен? – Мы знакомы с большинством наших кузенов, но о Мануэле Густаво слышим впервые.

– Тайный кузен, – отвечает Фифи, перетряхивая сумочку в поисках фотографии. – Один из внебрачных.

Вот это новости! Мы, сестры, показываем друг другу пальцами знак победы. Партизанская революция продолжается! А мы-то боялись, что Фифи поддалась семейному давлению и регрессировала в благовоспитанную девицу из третьего мира. Однако все так просто. Она по-прежнему старая добрая Фифи.

Фифи в деталях рассказывает нам историю Мануэля Густаво. Его отец – брат нашего отца, дядя Орландо, у которого полдюжины детей от mujer del campo, женщины из деревни неподалеку от одного из его ранчо. Разумеется, жене нашего дяди, простодушной и почитающей Пресвятую Деву тете Фиделине, «ничего не известно» об изменах дяди Орландо. Но теперь, когда Мануэль Густаво, так сказать, у порога яслей, его отец должен придумать какое-то объяснение, едва ли не равносильное непорочному зачатию. «Кто этот молодой человек, гуляющий с моей племянницей? – интересуется тетя Фиделина. – Откуда он взялся? Как его фамилия?» Другой дядя, Игнасио, предлагает признать Мануэля Густаво своим незаконнорожденным сыном. Он никогда не был женат и вечно подозревался в гомосексуализме. Так оба мужчины убивают двух зайцев с помощью одного внебрачного ребенка. По словам Фифи, alta sociedad, дамы из высшего общества, состоящие в каком-то подобии загородного клуба, с наслаждением смакуют эту пикантную сплетню.

– Заняться-то больше нечем, – заключает она, презрительно подняв подбородок.

Мы объявляем Мануэля нашим любимым кузеном.

Он выглядит как красивый молодой двойник папи и очень похож на нас: семейные брови, те же высокие скулы, полный, щедрый рот. Словом, он мог бы быть братом, которого у нас никогда не было. Когда он с ревом заезжает на участок на своем пикапе, мы вчетвером выбегаем на подъездную дорожку, чтобы поприветствовать его поцелуями и объятиями.

– Девочки, – хмурясь, говорит тетя Кармен, – так приветствовать мужчину недопустимо.

– Ага, девочки, – соглашается Фифи. – Руки прочь, он мой!

Мы смеемся, но продолжаем носиться с ним и обхаживать его, словно никогда не бывали в Штатах, не читали Симону де Бовуар и не планировали самостоятельную жизнь.

Но постепенно Фифи становится замкнутой и настороженной. Ежедневно случаются маленькие стычки, обиды и бойкоты, потому что кто-то из нас обнял Мануэля или слишком долго беседовал с ним о производстве сахарного тростника.

Чтобы она успокоилась, мы умеряем пыл и становимся более сдержанными с Мануэлем. С этого нового расстояния мы начинаем видеть картину во всей полноте, и она не такая уж радужная. Милашка Мануэль оказывается настоящим тираном, папи и мами в одном миниатюрном флаконе. Фифи нельзя носить брюки при людях. Фифи нельзя разговаривать с другими мужчинами. Фифи нельзя выходить из дома без его разрешения. И, что самое тревожное, Фифи – бойкая, задорная Фифи! – позволяет этому мужчине указывать ей, что ей можно, а чего нельзя.

Однажды днем Фифи, которая почти перестала читать, с головой погружается в один из привезенных нами романов, причем на этот раз далеко не низкопробный. Приезжает Мануэль Густаво и, поскольку никто ему не открывает, входит через заднюю дверь. Мы вчетвером читаем, растянувшись на шезлонгах. Лицо Фифи озаряется улыбкой. Она собирается отложить книгу, но Мануэль Густаво наклоняется и выхватывает ее у Фифи из рук.

– Это, – говорит Мануэль Густаво, держа книгу, будто грязный подгузник, – хлам в твоей голове. У тебя есть занятия получше. – И бросает книгу на журнальный столик.

Фифи бледнеет, что заметно даже через слой румянца на ее щеках. Она быстро встает, подбоченивается и сощуривает глаза – это снова Фифи, которую мы знаем и любим.