Осенив себя крестным знамением, он на миг зажмурился, и наваждение исчезло. «Сжечь, сжечь дотла всю мерзость! Благословенным пламенем очистить землю от скверны и выбросить в море пепел, дабы следа не осталось...»

– Нам бы поговорить с дукуном, – голос Анны, все это время тенью следовавшей за монахом, заставил его вздрогнуть, будто очнувшись.

– С языческим колдуном? Он склоняет людей к идолопоклонничеству, о чем нам с ним разговаривать! Мы для того и проделали весь этот путь, чтобы убедить их не слушать таких, как он.

– Как бы не вышло, что он убедит не слушать таких, как мы, – возразила Анна. – Тут никто не видывал людей с Запада, разве слышали о них, да и то небылицы. Ну, Хиджу только, он не впервые торгует с вашими. Все равно, всегда волю богов до людей доносил дукун. С чего бы им становиться на сторону пришлых, пусть даже говорящих истину?

Брат Рикарду возразил было ей, что они исполняют волю Божью, и не пристало воинам Его отступать перед жалкими язычниками, но, подумав немного, решил, что если туземцы забьют их камнями на площади, пользы это никому не принесет. Единственным, кого они с Анной знали здесь, был Хиджу, но его явно не заботила их дальнейшая судьба, напротив, он был бы рад поскорее избавиться от надоедливых гостей. И монах решительно направился к дому колдуна, который даже не сразу вышел навстречу, хотя не мог не заметить их издалека.

Вопреки ожиданиям, колдун оказался молод и улыбчив, а из-за невысокого роста и гладкой кожи, свойственных его народу, казался и вовсе юнцом. Черные миндалевидные глаза его поглядывали на чужаков лукаво, в глубине едва различимых зрачков таилась насмешка. Дождавшись, когда гости ступили на крыльцо хижины, в густую тень крыши из тростника, он первым сел на циновку, как бы приглашая располагаться.

Монах устроился напротив, Анна примостилась по его правую руку, готовая помочь хозяину и гостю лучше понять друг друга. Брат Рикарду решил поддержать навязанную колдуном игру и молча ждал, когда тот заговорит. В мыслях с мстительной радостью рисуя тот миг, когда предстанет этот прихвостень дьявольских сил перед справедливым судом и понесет заслуженное наказание. В том, что время его придет, монах не сомневался.

– Значит, ты и есть жрец могущественного западного бога? – спросил, наконец, колдун. Блестящие глаза смотрели ласково, как если бы вовсе не непримиримый враг сидел напротив. Негромкий голос будто гладил собеседника мягкой кошачьей лапкой, усыпляя бдительность перед тем, как запустить когти в самую душу. – Но ты вовсе не дукун, нет в тебе силы даже размером с песчинку. Станет ли бог говорить с обычным смертным? Да и жителей срединного мира как заставишь слушать твои слова? Ты всего лишь один из многих, и в чем причина тебе верить?

– Причина лишь одна, других быть не может, – отвечал брат Рикарду, стараясь не допускать гнева. Как всегда в трудные моменты он вспомнил отца Мануэла. Уж он бы нашел слова, дошедшие до сердца любого язычника. – Я проповедую слово Божие, а сила Его не в балаганных фокусах, но в истине.

– Истина? Что можешь ты знать об истине, кроме того, что тебе о ней рассказали? Ты не в силах слышать голоса богов и видеть то, что скрыто. Слова твои ничего не стоят, западный человек. Если твой бог не послал на наши земли дукуна, то ему и дела до нас нет. Иди своей дорогой, возвращайся на Запад и не тревожь слабые умы.

С этими словами он мельком взглянул на Анну. Та вспыхнула, и прежде чем брат Рикарду успел ее остановить, заговорила, не пытаясь скрыть злость. Монах в который раз отметил про себя ужаснейшую несдержанность и распущенность даже самых разумных туземных женщин.

– Будто вы, дукуны, можете что-то такое видеть и слышать! – воскликнула Анна сердито. – Всего-то напускаете на себя важный и таинственный вид да в травах разбираетесь. Богов любой услышит, с кем они заговорят, а брат Рикарду уж поболе твоего знает. И бог Иисус такой могущественный, что нет ему нужды заманивать к себе людей, это вы еще должны постараться, чтоб получить его благословение.

Брат Рикарду с досадой покосился на нее, но послушница горячилась и не заметила его недовольства. Ее глаза и щеки пылали, на лице отражалась готовность отстаивать свою правоту, пока не сорвет голос. Однако дукуна такое поведение не разозлило. Напротив, он наблюдал за ее гневом как за забавным представлением.

– Неужели ты вправду веришь, будто достаточно взять другое имя, сменить одежды и выучиться читать молитвы чужим богам, чтобы заменить свою судьбу на чужую? – спросил он, улыбаясь. – Ты та, кто ты есть, какой решили тебя сделать боги. В срединном мире тебе не убежать и не спрятаться, Дуйюн.

Анна побледнела, вздрогнула, будто ее ударили. Опустила ресницы.

– Это Хиджу называл меня таким именем? Оно больше не мое, меня зовут Анна.

– Оно твое с рождения и до смерти, об этом мне сказали духи, – он перевел взгляд на монаха. – Здесь свои боги и свои законы, человек с Запада. Но я не хочу гнать тебя прочь, не выслушав. Что вы и ваш бог можете предложить моему племени? Почему мы должны слушать тебя?

Брат Рикарду задумался. Анна несомненно была права – жители деревни привыкли верить своему колдуну, а он хитростью поддерживал в них эту веру. Быть может, не обошлось без дьявольских козней, и этот человек в самом деле способен говорить с некими сущностями. Станет ли одержимый демонами слушать слово Божие? И тогда монах решил прибегнуть к другим доводам.

– Потому что за мной, помимо воли Господней, сила и богатство Запада. Рыбак, что привез нас, расскажет тебе о городе с крепкими стенами. Об оружии и кораблях, подобных которым вы и не видывали. О том, как щедро платят белые люди за его товар. Братьям по вере власти Ларантуки помогут в сражении и не оставят в нужде. Язычникам же однажды придется заплатить за свои грехи – придут другие после меня, их оружием будет не только слово.

Он замолчал, колдун молчал тоже, рассматривая метавшуюся в клетке черную птицу. Молчала вся деревня, будто следила за разговором, притаившись. Треск цикад и щебетание птиц, шум внезапного порыва ветра, пробежавшего по кронам, да фырканье спящей в тени дома собаки – вот и все, что слышал сейчас брат Рикарду.