что каждый должен думать своей головой и, на самом деле, люди друг другу ничего

не должны, но она стала в каком-то роде моей точкой отсчёта в разбой. В этом не

было ее вины, но она была причастна. Вина белокурой красавицы была в ее

трусости перед отцом-деспотом. Знал бы он, что его дочь уже давным-давно не

берегла свое целомудрие, наверняка сплавил бы ее в монастырь. Брюхатая дочь от

неизвестно кого — это позор для всей их прилежной семейки снобов!

Ручка двери задергалась, а после того, как я повернул замок в ванную, ворвалась

Злата.

Она отчаянно упала в мои объятья, цепляясь за меня.

— Даня! Данечка! Любимый! Прости! Давай начнем все сначала! — шептала она,

как в бреду.

Она была на грани истерики. Ее глаза были безумными. Она так жаждала, чтобы я

ей поверил, что сама не могла различить где правда, а где ложь.

— Злата, нет! — резко оборвал ее, и убрал от своей шеи цепкие руки девушки.

— Я люблю тебя!

— Ложь, — хмыкнул я, а она пуще прежнего заревела. — Тебе придется признаться.

Либо это сделаешь ты, либо это придется сделать мне.

Она сверлила меня взглядом, таким каким смотрят обиженные дети-призраки из

фильмов ужасов. Обиженная, несчастная, безрассудная она была готова

унижаться, как когда-то это делал я.