Бесс всегда вставала последней. Всегда, и Лиззи обычно приходилось вытаскивать ее из постели прежде, чем это гораздо грубее сделает миссис Клеггинс. Обычно Бесс шутила по этому поводу.

– О-о-о, я могла бы поваляться! – говорила она. – Постель такая удобная! – Но утром дня, последовавшего за тем, когда они ходили в убежище, она только глубоко вздохнула и пробормотала: – Пожалуйста, Лиззи, оставь меня здесь. Я сегодня не могу работать.

– Пожалуйста, вставай, – взмолилась Лиззи. – Ты очень больна?

– Нет. Не больна. Оставь меня, Лиззи.

К тому моменту как Бесс наконец встала, все плащи пропали, включая и ее собственный. Они с Лиззи искали его под всеми кроватями, пока миссис Клеггинс не выставила их за порог, сказав Бесс, что той придется бежать очень быстро, чтобы уворачиваться от дождевых капель. Но Бесс чувствовала себя слишком плохо, чтобы бежать. Лиззи попыталась поделиться с ней своим плащом, набросив его на плечи обеим, и это немного развеселило Бесс, потому что их тень в свете фонарика стала похожей на чудовище с крыльями. Они бежали по лужам под проливным дождем и, тяжело дыша и кашляя, в конце концов добежали до фабрики. Волосы Бесс сбились в пряди и стали похожи на крысиные хвосты. Ее платье и передник промокли до нитки. Девочка дрожала от холода весь день, стараясь изо всех сил собирать хлопок с пола, хотя иногда, когда Крикк проходил мимо, она просто стояла на четвереньках, тяжело дыша, чувствуя слишком сильную усталость, чтобы хотя бы шевельнуться. Она снова промокла по дороге обратно в дом для учеников, потому что постоянно выскальзывала из-под плаща Лиззи. Легла в своем влажном платье и так, дрожа, и спала рядом с девочкой, с которой делила постель. Ночью у нее поднялась температура, к утру глаза покраснели и воспалились. Она потеряла голос и могла разговаривать только хриплым шепотом. Тем не менее ее снова послали на работу. Плащ ее вернулся так же неожиданно, как и пропал. Было очевидно, что одна из девочек просто решила надеть два, потому что на улице было слишком холодно, но никто так и не признался, что брал плащ. Миссис Клеггинс попробовала горячий лоб Бесс, осмотрела язык и сказала, что ей нужно идти работать. Девочка каким-то образом сумела продержаться целый день, дрожа и кашляя. Отказалась от завтрака и обеда, и к концу дня Эмили и Лиззи пришлось помочь ей дойти обратно до дома под моросящим дождем. Они отвели ее прямо наверх, и Лиззи залезла в постель рядом с ней и обняла ее, чтобы согреть. Эмили сидела на постели напротив и пыталась подбодрить обеих девочек, рассказывая истории.

– Она такая горячая! – прошептала Лиззи, испугавшись. Эмили коснулась руки Бесс.

– Как огонь, точно, – согласилась она. – Мокрая, горячая и дышит тяжело. Я позову миссис Клеггинс.

Миссис Клеггинс раздраженно щелкнула языком и стала подниматься по лестнице, держа в руках баночку с уксусом и патокой. Бесс стошнило.

– Идите вниз, пейте чай, девочки. А эта пусть полежит в постели, как исключение. Если ей не станет лучше к утру, мне придется просить у мастера Криспина разрешения послать за доктором, и уж будьте уверены, он будет недоволен.

– Но можно мне спать с ней сегодня? – спросила Лиззи.

– Полагаю, что да, – отозвалась миссис Клеггинс. – Если хочешь заразиться этим, что бы у нее ни было. Иди и принеси ей немного каши.

Но Бесс не смогла есть ни кашу, ни что бы то ни было еще. Лиззи сидела с ней, держала ее за руку и рассказывала шепотом истории про существо, которое живет в убежище.

– Я думаю, что мистеру Ежу снятся отличные сны про червяков и слизней, – рассказывала она. – «Где Лиззи и Бесс? – спрашивает он себя. – Здесь без них так одиноко!»

– Мне нравится мистер Еж, – пробормотала Бесс. – У моего дедушки был похожий подбородок.

Когда в спальню пришли другие девочки и миссис Клеггинс заперла их на ночь, как обычно, и унесла лампу, Лиззи прижалась к Бесс и обняла ее.

– Ты вся горишь, – испуганно произнесла она.

Бесс попыталась сесть.

– Не дай им положить меня на кладбище учеников.

– Ты поправишься, когда придет доктор, – шепотом отозвалась Лиззи. Голос ее дрожал. – Я за тобой присмотрю.

– Пожалуйста, Господи, пусть она поправится, – прошептала она себе под нос. – Пожалуйста! О, пожалуйста!