“Фельдмаршалу Роммелю.
Я и немецкий народ внимательно следим за героическими оборонительными боями в Египте, с верой уповая на силу вашего руководства и храбрость германо-итальянских войск под вашим командованием. В той ситуации, в какой вы теперь находитесь, не может быть иного выхода, кроме как твердо удерживать занятые рубежи, не отступать ни на шаг, бросать в бой каждое орудие, каждого солдата… Вы не можете показать своим войскам иного пути, кроме того, который ведет либо к победе, либо к смерти.
Я в конце концов заставил себя принять такое решение, – писал Роммель в дневнике, – так как сам всегда требовал беспрекословного повиновения от своих солдат…»135 Но уже вечером 4 ноября, рискуя попасть под военный трибунал, Лис пустыни решил попытаться спасти остатки своих войск и отойти на рубеж Фука. Пятого ноября фюрер, который получил известия о ситуации с Африканским корпусом, сообщил Роммелю, что он согласен на отвод армии. Но позиция эта оказалась занята танками Монтгомери. Практически за две недели танковая армия «Африка» была отброшена на тысячу километров назад, в Тунис.
Восьмого ноября 1942 года американские войска высадились в Алжире и Марокко под командованием генерала Эйзенхауэра, что означало попадание германо-итальянских сил в ловушку. Роммелю всё же удалось провести еще одно наступление на превосходящие силы американцев в районе Кассеринского перевала и нанести им серьезный урон, но это не принесло ощутимого успеха.
Нужно заметить, что в феврале 1943 года – а эта информация еще сыграет важную в истории, которую поведает Манфред Роммель о смерти своего отца, – на службу в Африку под командование генерал-фельдмаршала, в штаб 10-й танковой дивизии в Тунисе, поступил человек по фамилии фон Штауффенберг, который сразу же принял участие в боях за Кассеринский перевал, и в итоге его дивизия выбила оттуда американцев. Но это была маленькая победа на фоне большого поражения. Эрвин Роммель считал, что единственным способом спасения подконтрольных ему армий является отступление и в дальнейшем их эвакуация в Европу: шансов победить в Северной Африке больше не было, что бы там ни утверждал Гитлер и как бы ни требовал побед любой ценой.
Манфред Роммель: «В общем, отец послал Гитлера на хер, уж простите, с его глупым приказом. В итоге моего отца отстранили от командования в Африке. И он написал моей матери в одном письме, мол, теперь ему нужен, судя по всему, только английский словарь. И цензоры, которые вскрыли это письмо, наверное, посчитали, что Роммель готовится к тому, что попадет к англичанам в плен. А это – нехорошо…»
В мае 1943 года, через два месяца боев, блокированные в Тунисе с суши и моря немецкие и итальянские войска под командованием генерал-полковника фон Арнима, назначенного вместо Роммеля (покинувшего Африку 6 марта 1943-го) командующим войсками стран Оси в Северной Африке, были вынуждены капитулировать. «В конечном счете, каждый солдат, танк и орудие, переброшенные Гитлером в Тунис в ту зиму, а также остатки Африканского корпуса оказались потеряны к концу весны, а еще больше немецких войск, чем под Сталинградом, было отконвоировано в лагеря для военнопленных»136. А фон Штауффенберг прослужил в Африке недолго – уже через два месяца, 7 апреля 1943 года, его автомобиль подорвался на минном поле. Фон Штауффенберг потерял левый глаз, правую руку, два пальца на левой. Также получил тяжелые ранения в голову и колено. Врачи были уверены, что даже если этот человек выживет, то навсегда останется калекой и уж точно лишится зрения. Эрвин Роммель об этом и знать не знал, поскольку уже месяц как покинул Африку. А знал бы – вряд ли придал большое значение ранению этого человека, но пройдет чуть больше года и окажется, что его собственная судьба и судьба Клауса фон Штауффенберга будут связаны между собой и в итоге оборвутся, подобно тонким нитям.
До июля 1943 года Эрвин Роммель восстанавливал силы, лечился. За Африканскую кампанию лично от Гитлера Роммель получил Рыцарский крест с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. В конце ноября 1943 года Роммеля отправили во Францию, а 31 декабря года он получил под свое командование группу армий «B», непосредственно подчиняясь фельдмаршалу фон Рундштедту. Он также был назначен генерал-инспектором, и в его сферу деятельности входила оборона «Атлантического вала».
Как известно, 6 июня 1944 года англо-американские войска начали высадку в Нормандии. «Если немцы не знали точной даты вторжения, то они не представляли также, где оно может произойти. Рундштедт и Роммель были уверены, что районом вторжения станет Па-де-Кале, где Ла-Манш наиболее узок. Здесь они сосредоточили свои самые крупные силы… В конце марта поразительная интуиция подсказала Адольфу Гитлеру, что главным районов вторжения станет Нормандия. Поэтому он приказал в течение последующих нескольких недель перебросить значительные средства в район между Сеной и Луарой. “Следите за Нормандией”, – не уставал предупреждать он генералов. Тем не менее… Рундштедт и его генералы следили скорее за Па-де-Кале, чем за Нормандией… Шпейдель позвонил Роммелю домой около 6 утра [6 июня 1944-го. –
«Бледный от бессонницы, – писал позднее Шпейдель [про Гитлера. –
После поражения немецкой армии под Сталинградом Эрвин Роммель уже не скрывал своих пессимистических взглядов: война проиграна. «“У Роммеля сдали нервы, он впал в уныние, – раздраженно заметил Гитлер. – А в наши дни, если хочешь чего-то достигнуть, нужно быть оптимистом”. После этих слов судьба Роммеля была предрешена»139.
Из разговора тюремного психиатра Леона Голденсона с генералом СС Зеппом Дитрихом: «Сложно измениться, поменяв род службы. Роммель на самом деле был пехотным генералом. Роммель был поспешен, хотел делать всё сразу, а потом по ходу дела терял интерес. Роммель был моим начальником в Нормандии. Не могу сказать, что Роммель не был хорошим генералом. При удачах он был хорош, при отступлениях впадал в депрессию»140.
– Можно мне передышку? Минут пятнадцать? – прохрипел Манфред. По обеспокоенному лицу Лизелотте я поняла, что она волнуется за мужа. Он был очень бледен. Солнце сильно нагрело деревянный домик – не спасали даже закрытые жалюзи.
– Нужно заканчивать, мы уже долго его мучаем… – заметил Браверман. – Он слишком сильно болен.
– Но он обещал рассказать про смерть отца…
Отказавшись от чая с печеньем, мы предпочли выйти на улицу. Я сидела на деревянной скамейке, той самой, на которой до этого сидела чета Роммель. Нужно было заканчивать инквизиторскую пытку; и пусть Манфред изо всех сил пытался взять верх над болезнью Паркинсона, на этой стадии это уже было невозможно. Хотя боевой дух, унаследованный Манфредом от отца, был налицо. Тяжело больной пожилой человек, расплывшийся в черном кожаном кресле, действительно был настоящим бойцом. И пусть полем боя была не африканская пустыня, а его собственное тело, он одержал ряд побед даже на моих глазах: было видно, как тяжело дается ему каждое слово. Во всех его цитатах, что я тут использую, многоточия, наполненные его вздохами или неразборчивой бубнежкой, должны стоять практически между всеми словами. Были еще отдельные фрагменты интервью без пояснений, больше похожие на бессмыслицу… Просто неясно, о чем речь. Реплики. Вздохи. Стоны.
Так что давайте пока оставим Манфреда отдыхать и перенесемся за двадцать с небольшим километров к северо-востоку от его дома в Штутгарте в небольшой городок Оппенвейлер, чье население не превосходит и пяти тысяч жителей. Тут живет человек, чей отец навсегда вошел в историю, став символом новой Германии, попытавшись убить Гитлера. Это было самое громкое покушение на фюрера. Добро пожаловать к Бертольду фон Штауффенбергу, сыну самого известного в мире полковника, пронесшего 20 июля 1944 года бомбу в штаб Адольфа Гитлера.
Если Эрвин Роммель – герой не без сомнений, ибо новые поколения немцев ставят ему в вину, что, пусть честно, но он всё-таки сражался за Третий рейх и был близок к фюреру, то Клаус фон Штауффенберг в Германии, да и во всем мире, – герой безусловный. Полковник вермахта, он к началу 40-х годов окончательно разочаровался в Гитлере и после начала Восточной кампании начал планировать заговор.
Выходец из древнейшего аристократического рода, фон Штауффенберг, получивший блестящее воспитание, приход Адольфа Гитлера к власти воспринял с надеждой. В 1938 году участвовал в захвате Судетов. В 1939 году – в оккупации Польши в качестве обер-лейтенанта в танковой дивизии. В 1940 году в звании офицера Генштаба участвовал во Французской кампании.
«Судя по всему, именно в России Штауффенберг полностью разуверился в Третьем рейхе… Когда началась война в России, он первые полтора года находился преимущественно на советской территории… По воле случая в России он встретил двух ведущих заговорщиков, решивших покончить с этим хозяином [Гитлером], – генерала фон Трескова и Шлабрендорфа»141. А в 1943 году фон Штауффенберг оказался в Африке, под командованием Роммеля, где был тяжело ранен. Восстановив силы, он, вместо того чтобы оставить службу, вернулся в Берлин в чине подполковника, где работа над заговором, целью которого было убийство Гитлера, активно продолжилась: всё больше новых людей, генералов, примыкало к заговорщикам. Считается, что Эрвин Роммель тоже относился к ним с симпатией – некоторых из этих людей он знал лично. Однако сказать, что он «примкнул» или «полностью поддерживал» планы заговорщиков, – значит соврать. По самым разным причинам Роммель готов был согласиться с тем, что Гитлера нужно отстранить от власти, может быть, арестовать. Но он выступал категорически против убийства фюрера: тут был целый комплекс причин, от «дела чести» и нежелания делать из Гитлера мученика, до вполне банального вопроса – что будет, если обезглавить Третий рейх? Станет ли от этого лучше?