Прагматики смеялись – дело не в обиде и не в желании жить по исконным казачьим законам. Добыча! Письма и телеграммы от казаков Скобелева, составляющих ядро войска новоявленного императора, могли вскружить голову кому угодно.
Рядовые казаки нахапали столько, что в войнах европейских на такую добычу могли рассчитывать только генералы. И ведь это только начало!
Ещё писали о тёплых плодородных землях, кои они, лучшие воины Императора, могут брать себе вёрстами. Тёплые южные земли, где палку воткни – так корни пустит, и урожаи с этой палки по два-три раза в год снимать можно.
Порядка двадцати тысяч казаков, всё больше из Войска Донского да Уральского, выехала в Индию. В разгар боевых действий смотрелось такое более чем сомнительно… Но хунте пришлось проглотить выходку чубатых вояк. Как ни крути, но формально Скобелев всё ещё оставался российским офицером (не удосужившись сняться с учёта), да и действия его в Индии принесли несомненную пользу России.
Большую часть казачества удалось придержать за лямки только письмом Императора Тартарии, что он ждёт их всех, но – сперва нужно разделаться с турками. Правда, в Золотой Грамоте[344] были ещё слова о том, что они отдельный народ, потомки скифов, готов и ариев, причём прямые и всех сразу. Так что сказать уверенно, принесло это письмо больше пользы или вреда, сказать сложно.
Казаки уверились, что они народ, а давно желаемая автономия, пусть и в рамках другой империи, отчётливо замаячила перед носом хрусткой морковкой. Чемоданные настроения овладели всё больше донскими казаками – не всеми, разумеется, но о переезде в благодатные индийские земли задумались многие. С привилегиями-то…
Среди кубанцев и терцев к перемене подданства склонялось куда меньше народа. Другое дело, что они нацелились откусить кусок империи Османской… и вот здесь мнения разделились. Одни поглядывали на Междуречье между Тигром и Евфратом[345], другие доказывали необходимость захвата дельты Нила, третьи призывали ограничиться частью Анатолии[346] у Армянского Нагорья.
Всё шло к тому, что хотелки кубанцев и терцев, вкупе с невесть откуда взявшимся головокружением от успехов (причём чужих!), могут перевесить пользу казаков и их попросят удалиться вслед за донцами. Если не урежут аппетит, разумеется.
Не менее интересные события разворачивались в самой России. Оставив на потом проблему банд и всевозможных атаманов, и сосредоточившись на проблемах внешних, хунта упустила ситуацию. Мелкие бандочки разрослись до войсковых соединений в совершенно махновском стиле, обзаведясь заодно и собственной идеологией.
Дальше примитивного анархизма вперемешку с национализмом обычное не заходило, но встречались и вполне продуманные концепции – в основном там, где во главе крестьянских отрядов становились староверы. Отряды староверов зверствовали редко, руководствуясь понятиями справедливости. Зато дрались бойцы таких отрядов с яростью былинных комиссаров той Гражданской – за своё виденье будущего России. И не всегда это виденье совпадало с виденьем хунты.
Крестьяне явочным порядком национализировали барские именья по всей России. Не везде… но тенденция просматривалась отчётливая. Движимые понятиями справедливости, забирали они только свою землю – общинную, отобранную помещиками или властями при закрепощении.
В спорных случаях встречались всякие варианты – так, могли оставить помещикам часть общинной земли, если мужчины этой семьи поколениями служили в армии. Оставляли, что характерно, с условиями – помещики объявлялись не владельцами, а держателями оной. Пока служат стране, земля у них в кормлении[347].
Частную же собственность на землю землепашцы категорически отказывались понимать. Земля может принадлежать только общине в лице деревни[348], а через неё – общине в лице государства.
Фокадан, анализируя происходящее, с удивлением увидел, что хунте придётся договариваться. Революция Буржуазная плавно перетекала в Социалистическую. Вряд ли дела пойдут по шаблонам СССР, учитывая религиозные особенности вождей-староверов, но выглядело будущее России интересным и многообещающим.
Благо, время на Ситцевую Индустриализацию[349] и бескризисное развитие аграрного и индустриального сектора у страны есть. Теперь есть.
Письмо Фокадана с размышлениями о сложившейся ситуации дошло до Патрика Гриффина окольными путями, но достаточно быстро. Поблагодарив гордого донельзя юнгу, доставившего ценный груз самому Гриффину, однорукий капитан велел накрыть на стол.
– Не надо, сэр, – отказывался смущённый мальчишка, аж вспотевший от такой чести, – неудобно!
– Ну тогда хоть чай со мной попьёшь на веранде.
Юнга согласился с явным облегчением – похоже, он просто смущался незнания светских манер. А чай на веранде, это попроще – не два десятка столовых приборов, в которых пойди ещё, разберись! Угостив подростка чаем со сладостями и дав с собой увесистый пакет, велев угостить друзей, Патрик распрощался с гонцом.
При формировании ИРА Алекс обговорил некоторые детали конспиративной работы. Так, наиболее важные документы доставляли часто безобидные люди, не подозревающие о том. А главное, помимо самих капитанов ИРА, об этом не знал никто. Поступив на службу Борегару, Гриффин не стал детально рассказывать о таких мелочах непосредственному начальству.