Случись здесь камердинер, он бы подумал, что хозяин как исправный детектив хотел бы связать в один узел весь свой опыт долгой жизни — и обернуть на пользу дела…
— Автор детективных книжек, — снова заговорил Хойман, — конечно, все связал бы да еще расцветил бы как следует. Абсурд… Оставим это…
Комиссар Ваня заметил:
— Сегодня я видел в магазине цветные керамические вазы, с ними продавались салфетки и скатерти в тех же тонах. Если поставить такую вазу на стол с цветами…
— Нет, — возразил Хойман, — все одного цвета — примитивно.
Камердинер подумал бы: "Господин советник спорит о вкусах".
Камердинер как раз постучал и остановился на пороге. Потом вошел, по своему обыкновению сутулясь. У него была странная походка, непонятно, как он перемещался, почти не переступая. Камердинер принес блокнот.
— Покажите! — Советник жестом подозвал его, беглым взглядом пробежал записи. Одно сообщение показалось ему важным.
— Вот он, беглец! — И передал блокнот Ване.
— Ага, арестант, бежавший из брюссельской тюрьмы, — кивнул Ваня. — В Польше и в Бельгии он назывался Стопек, у нас — Анатоль Брикциус… — Ваня вернул блокнот Хойману.
Забирая блокнот, Хойман взглянул в окно и — в первый раз за вечер — на часы. Камердинер заметил и жест, и выражение его лица.
"Я не ошибся, — отметил он про себя. — Он раздражен и раздражается все больше".
Хойман приказал:
— Пока далеко не уходите.
Камердинер поплыл к двери. Он был уверен: нынче ночью в этом доме что-то случится.
Близилась полночь. Атмосфера в оружейной комнате сгущалась. Ваня и Зайбт, казалось, ничего не замечали. Полковники и даже комиссары полиции не всегда улавливают настроение других, особенно когда находятся в гостях, ведут дружеские разговоры и не видят никаких причин для волнений. Однако камердинер, на глазах которого прошел под этой крышей нынешний день и все предыдущие, и даже месяцы и годы, предчувствовал и доподлинно знал; достаточно чиркнуть в комнате спичкой — и быть взрыву.
В зале камердинер остановился у консоли с телефоном, раздумывая, куда пойти, — и направил неслышные шаги в кухню, где бодрствовала еще экономка Бетти. Правда, она собиралась на покой.
— Завтра объявляем общегосударственный розыск Анатоля Брикциуса, — обратился советник к комиссару Ване. — Утром отдайте распоряжение и принимайте дело. Если преступник так глуп, как его идиотское имя, он в течение двух дней окажется в наших руках. Однако, раз ему удавалось скрываться от нас столько времени после убийств, маловероятно, что он так уж глуп. Как считаете, словесный портрет достаточно точен?
— Достаточно, — ответил Ваня. — Мы получили его из Брюсселя, он соответствует описаниям Брикциуса, которые у нас имеются. Все свидетельствует о том, что это — разыскиваемый Стопек. Я затребую его фотографии из Брюсселя и Кракова. В нашей картотеке он ни под одним из этих имен не значится, на месте преступления никто его не видел. Но имя, которое он себе выбрал… — Не договорив, Ваня подумал, что эта фальшивая фамилия звучит не так уж глупо: "Брикциусов у нас хватает. Был даже известный поэт Брикциус".
Ваня перевел разговор на рождественские праздники.