— Ну конечно же! Ой! — задыхается Карзубый. Он взволнован, он хватает Андрея за руку…

— А хозяин — высокий старик с узкой седой бородой, — вспоминает Андрей.

— Так это мой папа…

— А на тротуаре на стуле полная дама в ситцевом платье вяжет чулок?

— Так это моя мама.

— …и двое ребят, — уже сочиняет Андрей.

— …так это мы с братом! Послушайте, кладите ваши шмутки рядом со мной, забирайтесь сами и будьте абсолютно спокойны.

Двадцатилетний юбилей Октября сам по себе, а вагон с сорока двумя з/к сам по себе.

Идет он куда-то в неизвестное, освещенный стеариновым огарком, весь сотрясающийся, гремит колесами. По крыше, стуча сапогами, бегает охрана. Никто больше не говорит об амнистии.

— Слушайте, — шепчет Карзубый на ухо Андрею, — рассказывайте что-нибудь, иначе будут карты…

У Андрея странное чувство. Он понимает — предстоит испытание силы слова, единственное в своем роде состязание искусства с инстинктом. Может быть, битва не на жизнь, а на смерть. Воровские рассказы были бы вернее всего, но он их почти не знает, тюремных сохранилось в памяти слишком мало.

На помощь, великие мастера сюжетного рассказа, Дюма, Скотт, Конан Дойл, Мопассан, Эдгар По, и в первую очередь непревзойденный Дюма! Спасайте!

— Хотите слушать роман? — небрежно спрашивает Карзубый.

— Давай, давай!

— Валяй, завинчивай!

— Только, чтоб забористо! — несется из утонувших во тьме углов.

Андрей устраивается удобней и начинает.

Дрожит, скрипит вагон, выстукивают колеса. Пламя огарка колеблется от сквозняков. Дрожат, прыгают тени. Свеча гаснет и загорается вновь. Все лица обращены к Андрею. Таинственный остров Монте-Кристо, алмазы, золото, несчетное богатство, таинственная власть.

Юноши, соскользнувшие с жизненных дорог, опьянены. Могут ли быть лучшие слушатели? Они готовы отдать в распоряжение рассказчика последнюю закрутку. Только общая усталость и конец свечи позволяют оборвать рассказ на самом остром месте. Вагон затихает.

— А завтра будет?