XXI

Выстрел разорвал тишину гор, и все — а еще никто не успел уехать — вздрогнули. Выстрел оглушительный, отдавшийся многократным эхом в серых скалах, откликнувшихся на него воплем отчаяния.

Уже бежали какие-то люди в синих чалмах горцев. Мерген вскочил в седло. Уже гнал своего коня горящий гневом Шамси, крича:

— Убийство! Хватайте убийцу!

На берегу речки лежал труп. Труп, впервые увиденный мальчишками.

Мертвый человек! И тем более ужасно, что минуту назад он был молодым веселым пастухом.

И вот теперь лежал мертвый. Над ним стоял страшный в своем черном одеянии Георгий Иванович и потрясал кулаками.

— Кто?

Запомнилась зеленая в солнечном сиянии долина и… мертвый, в крови, пастух.

— Кто?! Кто посмел?!

— Эй! Стой! Стрелять буду!

На полянке перед Георгием Ивановичем вертелся какой-то всадник на непомерно маленьком коне, размахивая двустволкой, над которой еще тянулся полоской серпантина дымок.

Вдоль прозрачной журчащей реки по берегам толпились березы в нежной зелени. В звонких водопадиках поблескивали рыбки, птицы лишь на мгновение после выстрела прервали свой многоголосый щебет и свист… Луга с бархатной травой, на которых устраивают праздничные капкари мирные горцы. В небе сине-фиолетовая, ласкающая глаза вершина Чупан-ата, белые валуны с изображениями горных круторогих козлов. Небольшие, откуда-то с высоты гор струящиеся каскады хрустальной воды. Цветы — мириады синих, желтых, красных, розовых, оранжевых цветов. Запахи полыни и мяты Стоящая истуканом и жующая травинку на каменном бережку речки овца, равнодушно поглядывающая на труп.

— Стой! — вопит всадник. — Не позволю! Не смеешь!

«Что — не позволю? Что — не смеешь?»

Одним прыжком Шамси кидается на всадника и стаскивает его с коня. Всадник брякается на землю… Мерген и Алаярбек Даниарбек окружают его.

— Ружье! Ты мне поломал ружье! — кричит Саиббай, злобно смотря на Шамси.

— Кто это? — с отвращением спрашивает Георгий Иванович. Он поднимает ружье из зеленой травы и проверяет, заряжено ли оно.