Иван Петрович торопился. Ему надо было ехать в военные лагеря на работу.

— Не приду в себя от удивления, — сказал он на крыльце провожавшей его Ольге Алексеевне. — Мерген ничего не сказал. Не пойму. Может быть, поймешь ты — женщина. Позаботься о безутешной Ширин. Про таких восточные поэты говорили:

А покинутая влюбленная встретила вернувшуюся в столовую Ольгу Алексеевну новым потоком страстных жалобных слов:

— О, злой и безжалостный мой господин Сахиб! И злые нас разлучили! Чтоб на них черная оспа напала! Мы с моим Сахибом подарили в час разлуки друг другу пряди волос, окуренные душистой амброй, опрысканные розовой водой. О! Никогда мы не были счастливы… Наше счастье — это лишь молчание несчастья. Ад и рай в моей душе!

Ольга Алексеевна поила очаровательную Наргис чаем с вареньем и, вслушиваясь в поток слов, старалась понять, чего хочет Юлдуз. Зачем она приехала в Самарканд?

И, наконец, несколько слов, невзначай брошенных среди риторических возгласов и экзотических изречений, приоткрыли завесу.

Оказывается, Юлдуз стало известно, что, неожиданно уехавший из Тилляу и не подававший о себе вестей Сахиб Джелял жив и здоров. Недавно в Тилляу приезжал, после нескольких лет отсутствия, господин тешикташский муфтий. Он привез немало новостей, в том числе и самую удивительную: бывший владелец горной курганчи — Сахиб Джелял — живет в Бухарском ханстве и, более того, является одним из приближенных Саида Алимхана, недавно взошедшего на эмирский трон. Эта весть не оставила Юлдуз равнодушной. Она убедила Мергена, что ей надо поехать в Самарканд. Нашла какой-то предлог. И вот она с дочкой здесь.

Юлдуз вторглась в тихий дом доктора. Быстрая, ловкая, с непринужденными манерами, она ходила из комнаты в комнату, восхищалась совсем не роскошной, кстати, мебелью, багрово-малиновыми текинскими коврами и заполнила своим гортанным певучим голосом все комнаты. Держалась она с изысканностью и достоинством рафинированной аристократки.

А ведь все знали ее девчонкой-замарашкой, дочерью полунищего бедняка сучи Пардабая.

Она его и не поминала даже. Ничего она не говорила и о своей матери — Айнисе.

Теперь Юлдуз могла говорить только о Сахибе Джеляле.

— О, слово величия! Нет более великого человека в мире! Улыбка его смутная, высокомерная. Улыбка его неотразима. Улыбка его — смертный приговор. Он человек подвига. Он герой прошлого и настоящего! Что из того, если он нас забыл, нас с доченькой нашей Наргис. Но он не мог забыть о нашей любви. Он любит нас с нашей дочкой Наргис! Он не знал, не видел Наргис, он увидит ее и полюбит. Вы не знаете Сахиба. Боже! Едва вы встретитесь с ним, вы сразу почувствуете — вот человек, в котором сила! Но извлечь эту силу никто не может. Одна я могу. Я приду к нему, протяну ему руки и скажу: «Вот я, твоя Юлдуз! Вот я, Юлдуз, с вашей дочкой Наргис…».

Безумием посчитала Ольга Алексеевна план Юлдуз отправиться одной с маленьким ребенком в Бухару. Она, конечно, рассказала о том, что Сахиб Джелял проездом в Самарканд заходил в гости или, вернее, по ее выражению — с визитом, но решительно воспротивилась намерениям молодой женщины.

Где она остановится в Бухаре? Там и гостиниц нет. Где будет искать Сахиба? Неизвестно, захочет ли он принять ее и вообще признать?

Все, чем она могла помочь «сумасшедшей», как она называла ее в глаза, это дать адрес женщины-врача в Новой Бухаре — своей дальней родственницы — седьмая вода в киселе — и письмо.

Шумная, стремительная Юлдуз через два дня исчезла надолго. Она сказала, что сходит погостить в старый город к двоюродной сестре.

Странно вел себя появившийся в тот же день Мерген. Ничто в словно высеченном из гранита лице не показывало, что он взволнован.

Он ни о чем не расспрашивал. Выпил чаю, поужинал с доктором и очень немногословно рассказал о Тилляу.

Мимолетный визит Мергена ознаменовался еще одним событием. Мальчики узнали, что в детской стало многолюднее. Тилляуский друг детства Сабир, которого все привыкли звать Баба-Каланом, стал членом семьи доктора. Встречена новость была поистине воинственным кличем краснокожих из романов Купера и Майн Рида. Никто и не требовал разъяснений.

Сабиру вручили игрушечный «браунинг», и все помчались в овраг, что рядом с домом, «выкапывать томагавки» и «охотиться на бизонов».