— Потом поговорим. Просин! Прощай.

— Извините-с. Дело у нас. — И он, стараясь обойти сбоку доктора, показывал на человека в киргизской шапке, стоявшего среди молчаливых рабочих.

— Что такое?

— Да вот… туземец…

— Что, туземец? Какой еще?

— Да тайком залез в тарантас… казенный. Прицепился, нахал, по дороге к почте, видать. На сургучные печати позарился.

— Чепуха! В экипаж с почтой? Да где ты, Просин, был… Где твои глаза? Человек — не мышь! Залез в казенную почту?! А ты и уши развесил…

— Никак нет-с, ваше высокоблагородие… Приехали, а он, туземец то ись, из-под тюков… шасть в сторону. Хорошо, здеся рабочие парни оказались. Я им: «Держите, не пущайте!» А сам в участок. Да там никого, кроме дежурного. Приказам своим загружать, а сам сюда. Молодцы, ребята! Держите его, анархиста! Сейчас отведем. Да вон, кажись, и сам Евгений Осипович, жандармское начальство.

Но серая с серебром жандармская фуражка все еще металась взад-вперед, затертая толпой…

— Ладно, пошли… Эй, расступись!

— Куда! — вдруг резко возразил один рабочий.

— Никуда он не пойдет! — буркнул другой.

— Это еще что за новости? — поперхнулся полицейский. — Приказано вам! Ведите!

Вмешался доктор:

— Да это… э… Султан-ходжа, мой дворник. Чего ты тут делаешь? Чего на вокзал приехал? Господи, какая глупость!

— Я, таксыр, к вам, — крикнул Георгий Иванович. — Я шел — вижу, телега-арба… ноги болят…

Всем своим жалким видом Георгий Иванович показывал, что осознает всю опрометчивость своего поступка.

Но тут не до объяснений. Полицейский Просин, хоть и полуграмотный нижний чин, но проницательности у него хватало.

— Ваше высокородие, вы изволите его знать? Как его, Султана-ходжу?

— Да говорю же, мой дворник. Поливальщик с Михайловской улицы. Говори, Султан-ходжа, зачем сюда приехал? Что у тебя здесь родственники? К сестре, что ли? Или ты от Ольги Алексеевны? Что она передала или записку с тобой прислала?