За спиной раздались крики. Пожар заметили, и это был лишь вопрос времени, когда Мунно догадается о ее участии.

Кымлан бросилась к рыночной площади, судорожно ища глазами склад с оружием. Она резко остановилась, заметив гряду уходящих дальше по улице странных сооружений. Это были десятки столбов, на которых висели казненные когурёские солдаты. Площадь, где некогда кипела жизнь, превратилась в кладбище. Мунно сдержал слово и убил всех пленных, как и обещал.

Мир покачнулся, и Кымлан осела на землю в окружении мертвых воинов, которые смотрели на нее незрячими глазами. Все они словно упрекали ее в том, что она снова осталась жива. В памяти всплыло лицо Чаболя, последними словами которого было: «Неужели это все, Кымлан? Мы все умрем?» В ушах зашумело, и она будто наяву услышала отвратительный звук разрезающего плоть клинка и глухой удар падающих рядом тел.

Лютая ненависть поднялась из глубины души, взрываясь на сердце чудовищной болью. Она никого не смогла спасти. Никого не защитила. Никому не принесла мир. Все ее существование – череда бессмысленных попыток доказать свою избранность. Огненная ярость затопила все вокруг, и внутри пульсировало только одно желание – уничтожить всех. Если ее предназначение было ошибкой, тогда пусть все сгорит в огне возмездия за когурёских солдат, которых не смогла защитить ни она, ни страна, которой они поклялись в верности. Если жизнь была так чудовищно несправедлива, она устроит им погребальный костер. Будь проклят этот мир! Пусть он сгорит в пламени ада!

Кымлан потеряла человеческое лицо, превратившись в демона ненависти и мести. Разум изменил ей, сердце превратилось в вулкан, извергавший раскаленную лаву, а душа слилась воедино с самой смертоносной и беспощадной стихией.

Кымлан вскочила на ноги и заметалась по площади, поражая огнем дома, воспламеняя улицы и с наслаждением глядя на то, как проклятый город, ставший могилой последних защитников крепости, утопает в смертоносном огне. Она смотрела, как из домов выбегают объятые пламенем люди, катаются по земле и затихают навсегда. Ей было все равно. Она даже не осознавала, что это был ее народ, который она всегда мечтала защищать. Все чувства будто вымерли в ее душе, и она в равнодушном оцепенении взирала на бушующую стихию через клубы черного дыма. Упивалась своей собственной всесильностью и жаждой мести.

Внезапно кто-то схватил ее за плечи и встряхнул. Сквозь мерцающее в глазах марево Кымлан увидела Мунно с искаженным яростью и страхом лицом. Он что-то кричал ей, но она не слышала его и продолжала смотреть замутненными глазами на солдат, висевших на столбах. Огонь добрался и до них, когурёская форма снизу занялась пламенем. Она бы сгорела вместе с ними, если бы могла.

Щеку обожгло болью, и Кымлан с удивлением поняла, что Мунно ударил ее. Она прижала ладонь к лицу, с тем же равнодушием глядя в его перекошенное лицо.

– Приди в себя! – прокричал он, встряхнув ее за плечи. – Что ты наделала?

– И это говоришь мне ты? После того как убил пятьсот человек? Ненавижу тебя! – Кымлан замахнулась для удара, но Мунно перехватил ее руку и грубо оттолкнул от себя.

– Я дал вам выбор, и вы его сделали! Но я не убил мирных жителей, это сделала ты – Избранная, которая должна была принести мир своей стране!

Где-то в глубине души, под ледяной коркой оцепенения, что-то треснуло, надломилось, но Кымлан всеми силами продолжала удерживать броню. Если она позволит чувствам вырваться наружу, то они ее уничтожат.

Даже сквозь сизый дым глаза Мунно прожигали насквозь, и в них теплилось столько разочарования, что Кымлан вновь почувствовала дикую, раздирающую боль.

– Оглянись вокруг! Мохэсцев я вывел из крепости еще до начала первого штурма! Ты убила когурёсцев! Ты уничтожила свой народ!

Что… что она сделала? Убила когурёсцев?

Ледяная корка трескалась, ломалась и резала душу на куски.

– Ты чудовище, – с презрением выдавил Мунно.

Кымлан очнулась. Вынырнула в реальность и обвела взглядом обугленные трупы и разрушенные здания. Уши разрывали ужасающие крики и треск ломающихся перекладин.

Невозможно… Она не могла убить их всех…

Схватившись за грудь, она ощутила, как стремительно пустеет сердце.